Но все эти видения, безусловно, теплые и трогательные, отлетают прочь. Ирина хочет их остановить, потому что боится увидеть то, что сейчас увидит.
Она смотрит сквозь лобовое стекло, уже показался дом, и на крыльце — толпа встречающих, а впереди всех неловко переминается с ноги на ногу Семен Палыч. В руках у него — поднос, покрытый вышитым полотенцем, на полотенце — каравай, а на нем — солонка.
Ирине хочется вернуться туда. Эти воспоминания — или сиюминутная реальность? — уютны и приятны, как утроба матери. Она просит Валерия, чтобы он ехал побыстрее. Ей хочется поскорее взбежать по ступенькам крыльца и оказаться в большом старинном доме, который защитит ее… Она хочет спрятаться на груди Валерки, почувствовать на плече руку Семена Палыча. Дом уже близко, до него остается несколько метров.
Она оглядывается, смотрит в заднее стекло. Машину быстро нагоняет черная пустота. Нечто, в чем нет ничего, кроме черного цвета. Это нечто стремительно: оно поглощает все, что встречается у него на пути. Оно раскрывается, как широкая черная пасть, дышащая зловонием.
Ирина расписывается в книге с красным переплетом и видит, что чернила быстро темнеют. Из школъно-фиолетовых они становятся черными. Затем ее роспись начинает светиться бледным зеленоватым светом. Чернила расползаются по странице, буквы уже неразличимы. Она вскрикивает от испуга и роняет ручку. Свечение становится все ярче.
Она понимает, что мягкие нежные волны исчезли. Они… УМЕРЛИ. Ей тоже предстоит умереть. Она цепляется за эту мысль, как за избавление. Гонит, торопит смерть, но она не спешит.
Ирина понимает, что ей предстоит в последние минуты. Все пережить заново. Зачем? Чтобы раскаяться?
Раскаяние — светло, оно даровано свыше. Облегченная раскаянием душа легко взмывает в небо, невидимая и невесомая, как дымок от костра. Но не Всевышний заставляет ее переживать все заново. Безжалостная черная пустота. И вовсе не для того, чтобы облегчить душу. Нет. Ее душу, словно мешок, привязанный к ногам жертвы злодейского убийства, хотят набить тяжелыми камнями предсмертного отчаяния, пустить на самое дно этой черной пустоты.
Ирина изо всех сил зажмуривается, так, словно это может что-то изменить. Но на обратной стороне век появляется четкое изображение. Ей кажется, что она даже слышит стрекотание кинопроектора. И чей-то слабый смех. Ей нет спасения. Она переносится на десять лет назад.
* * *
На ней надето легкое цветастое платье, она его сшила сама, по выкройкам из журнала «Burda moden», на белом фоне алеют огромные маки. Журнал привез из Александрийска Валерий, это страшный дефицит. Подруги ей завидуют, приходят переснять выкройки, домой Ирина никому журнал не дает.
Она идет в поле, чтобы набрать полевых цветов. Цветы можно засушить, тогда получится превосходный «зимний» букет. Они с подругами называют это «композицией».
Засушенные цветы останутся с тобой даже в трескучие зимние морозы, они будут долго радовать глаз.
Она идет полем и не знает, что после этого дня с ней останется еще кое-что. Кое-что, за что потом непременно придется РАСПЛАЧИВАТЬСЯ.
Но она об этом не знает. Ей хорошо, денек выдался ясный и теплый. Даже жаркий.
Высохшая трава щекочет голые ноги. Она идет легко, босоножки на плоской подошве кажутся невесомыми. Тело дышит, упругие круглые груди бьются в такт шагам, она чувствует их приятную тяжесть.
Под платьем нет ничего, кроме белых узких трусиков. Ничто не сковывает ее движений. Она чувствует себя свободной. Ей двадцать шесть лет, и мир со вздохом восхищения ложится к ее стройным ногам.
Показывает свою покорность и норовит заглянуть под юбку. Она смеется.
* * *
Ирина ушла далеко, живописные холмы, между которыми в сладкой ложбине был зажат городок, давно исчезли из виду. В руке она держала собранный букет. Чего-то не хватало. Васильков. Надо побольше васильков. Их маленькие цветки будут оживлять «композицию», поблескивать синими огоньками то здесь, то там.
Ирина заметила среди пожухлой травы синюю вспышку. Она поспешила туда и чуть было не наткнулась на лежащего человека.
Это был молодой мужчина, на вид лет тридцати, не больше. Он лежал на земле, широко раскинув руки и ноги. На мужчине были только голубые джинсы, рядом валялась скомканная белая рубашка.
Ирина отметила, что джинсы очень красиво вылиняли. «Наверное, настоящие», — подумала она, в те времена даже в Александрийске можно было купить только польскую подделку. Да и то за немалые деньги.
Мужчина лежал тихо, его красивая выпуклая грудь, блестевшая на солнце мелкими капельками пота, мерно вздымалась. Скорее всего, он спал.
Ирина застыла на месте. Мужчина был ей незнаком.
Странно. Незнакомец… в поле… Откуда он взялся?
Она переступила на месте. Первым естественным желанием было развернуться и уйти. Она так и собиралась сделать, но в этот момент он открыл глаза, приподнял голову и, закрывшись ладонью от яркого солнца, как козырьком, внимательно посмотрел на Ирину.
Ирина увидела, что он приветливо улыбается.
— Думаю, вам нужно брать васильки поярче. Сухие цветы теряют окраску, примерно как замужние женщины — привлекательность. Разве вы не знаете об этом?
Он снова закрыл глаза и опустил голову на землю.
Ирина вдруг раздумала уходить.
— С чего вы взяли? — как можно более безразличным тоном спросила она.
Мужчина молчал. Правой рукой он сорвал травинку и сунул ее в рот. Но глаз так и не открыл. И отвечать, похоже, не собирался.
— С чего вы взяли, что… — повторила Ирина.
Что цветы теряют яркость? Это и так понятно. О чем я хочу его спросить? О привлекательности замужних женщин?
— Я, между прочим, замужем, — с вызовом сказала она.
Тут он все-таки соизволил открыть глаза. Он даже сел, напрягшиеся мышцы живота на мгновение сложились в красивые шашечки.
Густые каштановые волосы мягкими волнами легли назад, но одна непокорная прядь выбилась и свисала на высокий лоб. Он оглядел Ирину — внимательно и долго. Целиком — с ног до головы. Она почувствовала себя раздетой, но… это не вызвало у нее никакого смущения, потому что он разглядывал ее не просто с любопытством — с интересом. И… с удовольствием. Его улыбка стала шире.
— Это видно, — вкрадчиво сказал он. Ирина уже готова была обидеться — или изобразить обиду, — но он продолжал:. — У вас кольцо на правой руке. А в остальном… Мне даже не хватает фантазии представить, какой вы были до замужества. Прошу прощения за неловкую фразу: видимо, вы то самое исключение, которое только подтверждает правило. Завидую вашему мужу, вот уж, наверное, редкостный счастливчик. Правда, — он глубоко вздохнул, — заполучив такое сокровище, он сделал несчастными нас — всех прочих смертных. Поверьте, я безутешен…
Он снова лег на спину и закрыл глаза. Махнул рукой, словно отгонял от лица назойливую муху. Только мухи Ирина не видела. Неужели это относилось к ней?