Радио Судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Сафонов cтр.№ 13

Однажды Наталья смилостивилась над ним – взяла с собой в гости. Так Мезенцев и там ухитрился облажаться. Жена хозяина стала тараторить:

– Видите эти табуретки? Они с гостевой дачи Кирсана Николаевича!

Дмитрий кивнул, хотя и не знал, кто такой этот Кирсан Николаевич.

В середине вечеринки хозяин вскочил с места и помчался к огромному телефону, который напоминал скорее кухонный комбайн, чем обычный аппарат.

– Пришел факс от Кирсана Николаевича! – с придыханием сообщил он.

Дмитрий кивнул, втайне радуясь, что ему не приходится вскакивать из-за стола с закусками, чтобы принять факс от кого бы то ни было. Даже от президента. Да хоть от архангела Гавриила с прогнозом погоды на завтра.

Ну а когда подали десерт, хозяйка снова затянула:

– Кирсан Николаевич всегда говорит: «Если ты такой умный, почему же ты такой бедный?» – Она прищурилась и посмотрела на Дмитрия.

Наталья густо покраснела, но быстро оправилась. Она стала смеяться вместе со всеми, так, словно видела мужа в первый раз. Она хотела быть одной из них. Ее смех должен был означать: «Друзья, мы с вами одной крови. А это ничтожество, которое приплелось со мной... Это просто недоразумение. Досадное недоразумение. Я живу с ним из жалости. Он меня, видите ли, сильно любит».

Но Дмитрий уже успел к тому времени основательно набраться. Он махнул еще коньячку и, когда смех затих, спросил:

– А этот ваш... Кирсан Николаевич... Он никогда не говорил эту фразу до конца? У нее есть любопытный конец.

– До конца? – Хозяйка выглядела озадаченной.

– Ну да. Это же только половина фразы. А целиком она звучит так. – Дмитрий выдержал паузу, завладел всеобщим вни манием. Дождался, когда за столом воцарилась тишина. И сказал: – «Если ты такой умный, почему же ты такой бедный?» – говорил Иуда апостолам, пряча за пазуху кошелек с тридцатью сребрениками.

Молчание. Немая сцена. Тут бы и остановиться. Но его понесло. Черт знает, что с ним случилось, может, выпил лишнего, может, просто наболело, но его понесло:

– Вас еще ни разу не грабили? Я смотрю, в квартире нет сигнализации. Напрасно. Надо бы поставить на охрану. Не ровен час – упрут ваши табуретки. Это для таких лохов, как я, они никакой ценности не представляют. Деревяшки и деревяшки. А знающие-то люди сразу поймут – мебель с гостевой дачи самого Кирсана Николаевича! Нет, вам все-таки надо быть поосторожнее, а то...

Он не договорил. Наталья стала пунцовой. Она вскочила с места, отбросила салфетку и закатила мужу звонкую пощечину. И прошипела: «Сволочь!»

Мезенцев даже не покачнулся. В нем девяносто. Это не так уж мало. Простая женская оплеуха такую массу не возьмет.

Он просто помассировал щеку и спросил, обращаясь к изысканному – пошло оно в задницу! – обществу:

– Еще кто-нибудь желает? Давайте побыстрее, а то я собираюсь уходить.

Он повернулся ко всем сидящим левой щекой – той, на которой не красовался отпечаток Натальиной пятерни. Желающих не нашлось. Только хозяин стал медленно подниматься с места. Но Дмитрий – гулять так гулять! Эхма! Хоронили тещу, порвали два баяна! – остановил его:

– Ты лучше сиди! К тебе это не относится.

И тот послушно сел.

Мезенцев вышел в коридор, надел куртку – дешевая кожа, Турция, Стамбул, бухта Золотой Рог и все такое прочее! – вернулся в комнату и взял со стола початую бутылку коньяка.

Затем расхохотался и рассовал по карманам несколько ман даринов.

Он протопал в прихожую, в дверях обернулся:

– Запишите на мой счет! А счет пришлите по факсу! – Он выделил голосом это дурацкое слово и потом с удово льствием повторил: – По ФАКСУ! Грёбена мать!

Мезенцев уже покачивался и нетвердо стоял на ногах. Он икнул, с трудом сдерживая подступившую тошноту.

Помнится... Последнее, что запомнилось ему в тот вечер. Он сказал:

– Передайте от меня нижайший поклон Кирсану Николаевичу. Так и скажите: живет, мол, на свете Дмитрий Александрович Мезенцев. Так вот он велел вам кланяться.

Он попробовал изобразить нижайший поклон, но вовремя почувствовал, что это будет лишним. Можно потерять равновесие, упасть и больше не подняться.

Дальнейшее было как в тумане. С кем-то он пил эту бутылку коньяка... С кем? Черт его знает. Куда делись мандарины? Почище, чем загадка Сфинкса.

Что самое интересное, очнулся он в квартире у Ольги, скромной забитой девушки, с которой вместе учился на журфаке и потом работал в ТАСС. Он не видел Ольгу уже несколько лет и почти забыл о ее существовании... Он, но не его ноги. Он добрался сюда на автопилоте. Правда, утром оказалось, что и у Ольги произошли перемены. Она стала заместителем главного редактора журнала «Лиза». Все изменилось. Все. Вроде та же квартирка, но с дорогим ремонтом. И мебель расставлена так же, но совсем другая мебель: красивая и добротная. Вроде и ковры лежат на тех же местах, но... Это были уже не те вытоптанные половички, на которых они, бывало, занимались любовью, если не успевали добраться до продавленного дивана. Да и Ольга... Постройнела, похорошела... Помолодела, словно опровергая все законы природы.

«А я, – подумал Мезенцев, – все эти годы только старел. Только старел...» Он поплелся в ванную, с отвращением посмотрел в зеркало. Правый глаз подбит (с левшой он, что ли, подрался?), губа распухла, в носу засохла кровь... Да...

На столе лежала записка. «Вернусь вечером. Еда в холодильнике. Ключи на столе». На столе действительно лежали ключи.

Мезенцев долго смотрел на них, тупо соображая, зачем ему могут понадобиться эти ключи. Наконец понял, что... Они ему не понадобятся.

Он приписал на том же листке: «Спасибо. Ты вернешься вечером, а я уже не вернусь. Извини. Или радуйся. Разберешься сама. Ключи оставлю у соседки».

Он так и сделал. Не в его характере было возвращаться. А в нынешней ситуации это было бы просто глупо.

Далее последовал развод с Натальей. Быстрый и почти безболезненный.

В здание суда Наталью привез какой-то хмырь на «мерседесе».

«Наконец нашла мне достойную замену. Ну и слава богу!»

Однако все было совсем не слава богу. Его мучило какое-то дурацкое чувство. Что-то вроде зависти. Почему она так легко пережила их разрыв, который на самом деле давно уже произошел? Выходит, она ни о чем не жалеет? Значит, я действительно был для нее обузой? Тогда получается, что я ничего не стою? И она во всем права?

Что это было? Уязвленное самолюбие? Не совсем так. Это не самолюбие. Это... Выражаясь пафосно – «переоценка значения собственной личности под воздействием внешних обстоятельств». И эти обстоятельства недвусмысленно указывали на то, что... Что на самом-то деле он -дерьмо. Обычное дерьмо, возомнившее о себе невесть что. А те люди – с ловкими и быстрыми руками... Может, они и впрямь – «люди дела»? А я – ленивый бездельник, к тридцати пяти годам не сумевший скопить даже на подержанный «мерседес»? Может, они правы?