— Мне неинтересно слушать ваше бахвальство.
— Контрабанда для меня просто промысел — я делаю на
этом деньги. Как только это занятие перестанет приносить доход, я его брошу.
Ну, что вы теперь скажете?
— Что вы низкий, корыстный человек — не лучше янки.
— Абсолютно правильно. — Он усмехнулся, — И
кстати, янки помогают мне делать деньги. Не далее как в прошлом месяце я
пригнал свой корабль прямо в нью-йоркскую гавань и взял там груз.
— Как? — воскликнула Скарлетт, невольно
загоревшись интересом. — И они не обстреляли ваш корабль?
— О, святая наивность! Разумеется, нет. Среди северян
тоже немало несгибаемых патриотов, которые не прочь заработать, сбывая товар
конфедератам. Я завожу свой корабль в нью-йоркскую гавань, закупаю у торговых
фирм северян — шито-крыто, разумеется, — все, что мне требуется, подымаю
паруса — и был таков. А когда это становится слишком опасным, я ухожу в Нассау,
куда те же самые патриоты-северяне привозят для меня снаряды, порох и
кринолины. Это куда удобнее, чем плавать в Англию. Порой бывает несколько
затруднительно проникнуть в чарльстонский или уилмингтонский порт, но вы
изумитесь, если я вам скажу, в какие щели умеют проникать маленькие золотые
кружочки.
— Конечно, я всегда знала, что янки мерзкие твари, но
чтобы…
— Стоит ли тратить словесный пыл на янки, которые
честно набивают себе карман, продавая свой Союз Штатов? Это не будет иметь
никакого значения в веках. Все сведется к одному концу. Янки знают, что Конфедерация
рано или поздно будет стерта с лица земли, так почему бы им пока что не
заработать себе на хлеб?
— Стерта с лица земли? Конфедерация?
— Ну разумеется.
— Будьте столь любезны — освободите меня от вашего
присутствия и не вынуждайте вызывать мой экипаж, дабы от вас избавиться!
— Какая пылкая маленькая мятежница! — с усмешкой
проговорил он, поклонился и неспешно зашагал прочь, покинув ее в состоянии
бессильной ярости и негодования. И к этому примешивался непонятный ей самой
осадок разочарования — разочарования, как у обиженного ребенка, чьи детские
мечты разлетелись в прах. Как смеет он так отзываться о тех, кто помогает
прорывать блокаду! И как посмел он сказать, что Конфедерацию сотрут с лица
земли! Его следует расстрелять, расстрелять, как изменника! Она обвела глазами
зал, увидела знакомые лица — смелые, открытые, воодушевленные, уверенные в
победе, и странный холодок вдруг закрался в ее сердце. Сотрут с лица земли? И
эти люди допустят? Да нет, конечно же, нет! Сама эта мысль была предательской и
нелепой.
— О чем это вы шептались? — повернувшись к
Скарлетт, спросила Мелани, когда покупатели ушли. — Миссис Мерриуэзер — я
заметила — не сводила с тебя глаз, а ты ведь знаешь, дорогая, как она любит
посудачить.
— Этот человек совершенно невыносим — невоспитанная
деревенщина, — сказала Скарлетт. — А старуха — Мерриуэзер — пускай
себе судачит. Мне надоело прикидываться дурочкой для ее удовольствия.
— Ну что ты, право, Скарлетт! — воскликнула
чрезвычайно скандализованная Мелани.
— Тише, — сказала Скарлетт. — Доктор Мид
намерен сделать еще одно объявление.
Когда доктор заговорил, зал немного притих. Для начала
доктор поблагодарил пожертвовавших драгоценности дам за щедрость.
— А теперь, дамы и господа, я хочу сделать вам сюрприз.
Предложить нечто столь новое, что кого-то это может даже шокировать. Но я прошу
вас не упускать из виду, что все здесь делается для наших госпиталей и для
наших мальчиков, которые в них лежат.
Все начали придвигаться ближе, протискиваться вперед,
стараясь отгадать, какой ошеломляющий сюрприз может преподнести им почтенный
доктор.
— Сейчас начнутся танцы — и, как всегда, разумеется, с
кадрили, за которой последует вальс. Все последующие танцы — полька,
шотландский, мазурка — будут перемежаться короткими кадрилями. Мне хорошо
известен галантный обычай соперничества за право повести кадриль, а вот на сей
раз… — Доктор вытер платком вспотевший лоб и хитро покосился в угол, где среди
прочих матрон сидела и его жена — на сей раз, джентльмены, тому, кто хочет
повести кадриль с дамой по своему выбору, придется за это платить. Аукцион буду
проводить я сам, а все вырученные деньги пойдут на нужды госпиталей.
Веера застыли в воздухе, и по толпе пробежал взволнованный
шепот. В углу среди матрон поднялась форменная суматоха. Миссис Мид, отнюдь не
одобряя в душе действий своего супруга, тем не менее решительно взяла его
сторону и оказалась в трудном положении. Миссис Элсинг, миссис Мерриуэзер и
миссис Уайтинг сидели пунцовые от негодования. Но тут солдаты внутреннего
охранения внезапно разразились громкими криками одобрения, которые тотчас были
подхвачены и другими гостями в военной форме, а тогда уж и молоденькие девушки
начали радостно подпрыгивать на месте и хлопать в ладоши.
— Тебе не кажется, что это немножко… немножко смахивает
на… торговлю живым товаром? — прошептала Мелани, с сомнением глядя на
воинственно ощетинившегося доктора, который, как ей всегда казалось, был
безупречнейшим джентльменом.
Скарлетт промолчала, но глаза ее блеснули, а сердце
томительно сжалось. Ах, если бы она не была в трауре! О да, будь она прежней
Скарлетт О’Хара в травянисто-зеленом платье с темно-зелеными бархатными
лентами, свисавшими с корсажа, и туберозами в темных волосах, кто, как не она,
открыл бы этот бал первой кадрилью? Да, конечно же, она! Не меньше дюжины мужчин
повели бы из-за нее торг и принялись бы выкладывать деньги доктору. А вместо
того сиди тут, подпирай стенку и смотри, как Фэнни или Мейбелл поведет большую
кадриль, словно первая красавица Атланты!
Голос маленького зуава с резко выраженным креольским акцентом
на мгновение перекрыл шум:
— Если позволите, я плачу двадцать долларов и приглашаю
мисс Мейбелл Мерриуэзер.
Мейбелл спрятала вспыхнувшее от смущения личико на плече
Фэнни, и другие девушки, хихикая, начали прятаться друг за друга, в то время
как новые мужские голоса начали выкрикивать новые имена и называть более
крупные суммы денег. Доктор Мид улыбнулся, полностью игнорируя возмущенный
шепот, доносившийся из угла, где восседали дамы-попечительницы.
Поначалу миссис Мерриуэзер громко и решительно заявила, что
ее Мейбелл не примет участия в этой затее. Но по мере того как имя Мейбелл
стало звучать все чаще и чаще, а предложенная за нее сумма возросла до
семидесяти пяти долларов, протесты почтенной дамы стали слабеть. Скарлетт,
облокотившись о прилавок, пожирала глазами возбужденную толпу, с пачками денег
в руках окружившую подмостки.
Ну вот, сейчас они все примутся танцевать — все, кроме нее и
пожилых дам. Все будут веселиться, кроме нее. Она увидела Ретта Батлера,
стоявшего внизу прямо перед доктором, и постаралась сделать вид, что все
происходящее ей глубоко безразлично, но было уже поздно: один утолок губ Ретта
насмешливо опустился вниз, а одна бровь выразительно поднялась вверх. Скарлетт
вздернула подбородок и, отвернувшись, внезапно услышала свое имя, произнесенное
с характерным чарльстонским акцентом и так громко, что оно заглушило все другие
выкрикиваемые имена: