Так и Скарлетт приехала в Атланту, не имея ни малейшего
представления о том, как долго она здесь пробудет. Если ей покажется тут так же
скучно, как в Саванне и Чарльстоне, она возвратится домой через месяц. Если
понравится, она будет тут жить, сколько наживется. Однако не успела она
приехать, как Тетушка Питти и Мелани повели на нее атаку, стараясь убедить ее
обосноваться у них навечно. Все и всяческие аргументы были пущены в ход. Они
хотят, чтобы она жила с ними, потому что они ее любят. Они очень одиноки, и по
ночам им бывает ужасно страшно в этом большом доме, а Скарлетт такая храбрая, и
с ней они ничего не будут бояться. Она такая очаровательная, сумеет развеять их
печаль. Теперь, после смерти Чарльза, ее место и место его сына — здесь, с
родней усопшего. К тому же, согласно завещанию Чарльза, половина дома
принадлежит ей. И наконец: Конфедерации дорога каждая пара рук, чтобы шить,
вязать, скатывать бинты я ухаживать за раневыми.
Дядюшка Чарльза, старый холостяк Генри Гамильтон, живший в
отеле «Атланта» возле вокзала, также имел с ней серьезную беседу на этот счет.
Дядюшка Генри — маленький, гневливый джентльмен с округлым брюшком, розовым
личиком и длинной гривой седых волос — отличался свирепой нетерпимостью к тому,
что он называл женским сюсюканьем и ломаньем: По этой причине он почтя не
общался со своей сестрой мясе Питтипэт. С детства они отличались резким
несходством характеров, окончательный же разрыв произошел у них из-за
несогласия дядюшки Генри с тем, как тетушка Питти воспитывала их племянника
Чарльза:
«Делает какую-то слюнявую девчонку из сына солдата!» —
возмущался дядюшка Генри. И несколько лет назад он позволил себе так
оскорбительно высказаться по адресу тетушки Питти, что она теперь говорила о
нем только приглушенным шепотом и с такими таинственными умолчаниями, что
непосвященному человеку могло показаться, будто речь идет не о честном старом
юристе, а по меньшей мере о потенциальном убийце. Оскорбление было нанесено в
тот день, когда тетушка Питти пожелала изъять пятьсот долларов из доходов от
своей недвижимости, опеку над которой осуществлял дядюшка Генри, дабы вложить
эти деньги в несуществующие золотые рудники. Дядюшка наотрез отказался выдать
ей эту сумму и сгоряча заявил, что у тетушки не больше здравого смысла, чем у
блохи, и у него через пять минут Прерывания в ее обществе делаются нервные
колики. С того дня тетя Питти встречалась с дядей Генри только раз в месяц на
деловой почве: дядюшка Питер отвозил ее в контору, где она получала у дяди
Генри деньги на ведение хозяйства, и всякий раз после этих коротких визитов —
вся а слезах и с флаконом нюхательных солей в руке — укладывалась в постель на
весь остаток дня. Мелани я Чарльз, находившиеся в наилучших отношениях со своим
дядей, предлагали тетушке избавить ее от этого тяжкого испытания, но она,
упрямо сжав свой детский ротик, решительно мотала головой и отказывалась
наотрез. Она должна до конца Вести свой крест, ниспосланный ей в лице дядюшки
Генри. Чарльз и Мелани пришли к заключению, что эта периодическая нервная
встряска — единственная в ее спокойной упорядоченной жизни — приносит ей
глубокое удовлетворение. Дядюшке Генри Скарлетт с первого взгляда пришлась по
душе, ибо, сказал он, несмотря на все ее глупые ужимки, сразу видно, что у нее
есть крупица здравого смысла в голове. Дядя был доверенным лицом и вел дела не
только тети Питти и Мелани, но ведал и той частью имущества, которая досталась
Скарлетт в наследство от Чарльза. Для Скарлетт это было неожиданным и приятным
сюрпризом: оказывается, она состоятельная молодая вдова — ведь Чарльз завещал
ей вместе с половиной дома еще и землю и кое-какую собственность в городе. А
стоимость доставшихся ей в наследство амбаров и товарных складов,
разместившихся вдоль железнодорожного полотна за вокзалом, возросла за время
войны втрое. Вот тут-то, делая обстоятельный доклад о состоянии ее недвижимой
собственности, дядюшка Генри и предложил ей избрать местом постоянного жительства
Атланту.
— Достигнув совершеннолетия, Уэйд Хэмптон станет
богатым человеком, — сказал дядя Генри. — Атланта растет, и через
двадцать лет недвижимое имущество мальчика будет стоить в десять, раз больше,
чем теперь. Было бы только разумно, чтобы он жил там, где находится его
собственность, дабы иметь возможность самому управлять ею, да и имуществом
Питти и Мелани тоже. Вскоре он останется единственным мужским представителем
рода Гамильтонов, поскольку мне ведь не жить вечно.
Дядюшка Питер просто с самого начала считал само собой
разумеющимся, что Скарлетт приехала в Атланту, чтобы обосноваться здесь
навсегда. У него как-то не укладывалось в голове, что единственный сын Чарльза
будет воспитываться где-то далеки и он не сможет следить за его воспитанием.
Скарлетт выслушивала все эти доводы с улыбкой, но не отвечала ничего. Она не
хотела связывать себя какими-либо обещаниями, еще не будучи уверенной в том,
понравится ли ей жизнь в Атланте и постоянное общение с ее новыми
родственниками. К тому же она понимала, что Джералд и Эллин наверняка
Воспротивятся этому. И кроме того — теперь, вдали от Тары, в вей уже
пробуждалась мучительная тоска по дому — по красным, вспаханным полям, и по
зеленым всходам хлопка, и по благоухающей тишине вечерних сумерек. Впервые она
начинала смутно прозревать, что имел в виду Джералд, говоря о любви к этой
земле, которая у нее в крови.
Поэтому она пока что ловко уклонялась от окончательного
ответа, не раскрывая, как долго намерена погостить, и понемногу входя в жизнь
красного кирпичного дома на тихом краю Персиковой улицы.
Ближе знакомясь с родственниками Чарльза, приглядываясь к
дому, в котором он вырос, Скарлетт стала мало-помалу лучше понимать этого
юношу, который так стремительно, за такой короткий срок успел сделать ее своей женой,
матерью своего сына и вдовой. Теперь ей открылось, откуда была в нем эта
застенчивость, это простодушие, эта мечтательность. Если даже Чарльз и
унаследовал что-то от этого сурового, вспыльчивого, бесстрашного воина, каким
был его отец, то изнеживающая, женственная атмосфера дома, где он рос,
заглушила в нем еще в детстве наследственные черты характера. Он был глубоко
привязан к тете Питти, так и оставшейся до старости ребенком, и необычайно
горячо любил Мелани, в обе они были на редкость добры и на редкость не от мира
сего.
Тетушку при крещении — это произошло шестьдесят лет тому
назад — нарекли Сарой Джейн Гамильтон, но уже давно, с того самого дня, когда
обожавший ее отец, заслышав быстрый легкий топот маленьких ножек, внезапно
придумал ей прозвище, никто и никогда не звал ее иначе, как Питтипэт. С этого
второго крещения прошло много лет, внешность тетушки претерпела роковые
изменения, и прозвище стало казаться несколько неуместным. Маленькие ножки тети
Питтипэт несли теперь слишком грузное для них тело, и разве что склонность к
бездумному и несколько ребячливому лепету могла порой воскресить в памяти,
забытый образ живой шаловливой девчушки. Тетя Питтипэт была теперь кругленькая,
розовощекая, сереброволосая дама, страдающая легкой одышкой из-за слишком туго
затянутого корсета, ее маленькие ножки, втиснутые в чрезмерно тесные туфельки,
с трудом могли покрыть расстояние свыше одного квартала. При самомалейшем
волнении сердце тетушки Питти начинало болезненно трепетать, и она бесстыдно
ему потакала, позволяя себе лишаться чувств при каждом удобном,» неудобном
случае. Всем и каждому было известно, что обмороки тетушки — не более как
маленькие дамские притворства, но, любя ее, все предпочитали об этом
умалчивать. Да» все любили тетушку и баловали, как ребенка, но никто не
принимал ее всерьез — никто, кроме дядюшки Генри.