— Не пойду я за Кэйда, хоть меня озолоти! — со
злостью выкрикнула Скарлетт. — И перестаньте же навязывать его мне,
слышите! И не нужна мне ваша Тара и ваши дурацкие плантации. К чему все это,
если…
Она хотела сказать: «если я не могу иметь того, кого хочу»,
но Джералд, ужаленный в самое сердце пренебрежением, с Каким был отвергнут его
великодушный дар — его Тара, которая, не считая, разумеется, Эллин, была ему
дороже всего на свете, не дал ей договорить:
— От вас ли я это слышу, Скарлетт О’Хара! По-вашему,
значит, Тара — ничего не стоящий клочок земли?..
Скарлетт упрямо мотнула головой. Она была так несчастна, что
ей уже было все равно — отец рассвирепеет, ну и пусть…
— Земля — единственное на свете, что имеет
ценность, — воскликнул Джералд, вне себя от возмущения воздев над головой
свои короткие руки, словно призывая небо в свидетели, — потому что она —
единственное, что вечно, и не мешало бы тебе зарубить себе это на носу!
Единственное, ради чего стоит трудиться, за что стоит бороться… и умереть!
— Ах, папа, — презрительно молвила
Скарлетт, — вы рассуждаете, как настоящий ирландец!
— А разве я когда-нибудь этого стыдился? Напротив, я
этим горжусь. И вы тоже наполовину ирландка, не забывайте, мисс! А для того, у
кого есть хоть капля ирландской крови в жилах, его земля — это то же, что
родная мать. И мне сейчас стыдно за тебя. Я предложил тебе в дар прекраснейшую
из всех земель, не считая, конечно, графства Мит в Старом Свете, а ты что?
Презрительно фыркнула!
Джералд в своем праведном гневе распалялся вое больше и
больше, но что-то в потухшем лице Скарлетт заставило его изменить тон:
— Впрочем, ты еще молода. Она еще пробудится в тебе —
любовь к своей земле. Иначе и быть не может, ведь ты тоже ирландка. А сейчас ты
еще ребенок, и у тебя одни мальчишки на уме. Станешь постарше, сама все
поймешь… А пока подумай насчет Кэйда, или одного из близнецов, или кого-нибудь
из сынков Эвана Манро, и ты увидишь, какую шикарную я тебе закачу свадьбу!
— Ах, папа!
Но разговор этот уже донельзя утомил Джералда, и терпение
его истощалось — надо же, чтобы все это свалилось именно на его плечи! И
особенно досадно было то, что Скарлетт все еще казалась удрученной, после того
как он предложил ей на выбор лучших женихов графства и Тару в придачу. Джералд
привык, чтобы его дары принимались с благодарными поцелуями и аплодисментами.
— Ну, хватит дуться, мисс. Кого ты изберешь себе в
мужья — не имеет большого значения, если это будет джентльмен, южанин и человек
достойный. А любовь приходит к женщине уже в браке.
— Ах, папа, какие у вас старомодные взгляды!
— И очень правильные, кстати! На что нам вся эта
любовная чепуха на новомодный манер, все эти браки по любви, как у слуг или как
у явки! Лучшие браки — это те, когда родители сами выбирают супруга для своей
дочери. Ну разве может такая глупышка, как ты, разобраться, где хороший
человек, а где негодяй? Погляди хоть на Уилксов. Откуда в них такая сила, такое
достоинство — у всех, из поколения в поколение? Да потому, что они заключают
браки среди своей родни, женятся на двоюродных сестрах — так уж у них заведено.
— Ах, боже мой! — вскричала Скарлетт. Слова отца
снова разбередили рану, напомнив, ей о неотвратимости предстоящего союза.
Джералд беспомощно потоптался на месте, глядя на ее понурую голову.
— Да ты никак ревешь? — спросил он, неуклюже взяв
ее за подбородок и стараясь запрокинуть ей голову и сам уже чуть не плача от
жалости.
— Нет! — выкрикнула она, резко отстраняясь от
него.
— Ты лжешь, и за это я тобой горжусь. Я рад, что в тебе
есть гордость, котенок. И завтра на этом барбекю ты должна держаться гордо. Не
хватает только, чтобы тебя подняли на смех и по всей округе пошли сплетни, что
ты бегаешь за парнем, который никогда не предлагал тебе ничего, кроме дружбы.
«И вовсе это не так, — с грустью думала
Скарлетт. — Я для него не просто друг, я же знаю. Я чувствую это. Будь у
меня еще хоть немножко времени, я бы заставила его заговорить… Все ведь это
только потому, что у этих Уилксов принято жениться на кузинах!» Джералд взял ее
руку и продел под свой локоть.
— А теперь мы пойдем ужинать, и весь этот разговор
останется между нами. Я не хочу расстраивать твою мать и тебе не советую. А
ну-ка, давай, дочка, высморкайся.
Скарлетт высморкалась в свой истерзанный носовой платок, и
они рука об руку зашагали по темной аллее, а лошадь медленно пошла за ними.
Возле дома Скарлетт хотела было снова что-то сказать, но тут на ступеньках
крыльца она различила фигуру матери. Эллин была в шляпе, шали и митенках, а за
ее спиной, с лицом мрачнее тучи, держа в руках черную кожаную сумку с бинтами и
лекарствами, стояла Мамушка. Эту сумку Эллин О’Хара всегда брала с собой, когда
на плантации кто-нибудь заболевал и она шла оказать больному помощь. В минуты
возмущения и без того оттопыренная нижняя губа Мамушки выпячивалась еще дальше,
и Скарлетт с одного взгляда поняла: что-то вызвало неодобрение Мамушки и она
вся кипит.
— Мистер О’Хара! — заметив их приближение,
окликнула мужа Эллин. Мать Скарлетт принадлежала к тому поколению, которое
считало необходимым соблюдать известный декорум в отношениях между супругами,
даже после семнадцати лет брака, увенчавшегося появлением на свет шестерых
детей. — Мистер О’Хара, у Слэттери беда: Эмми разрешилась от бремени, но
ребенок умирает, и его надо окрестить. Мы с Мамушкой хотим пойти туда,
поглядеть, чем можно помочь.
В голосе ее звучала вопросительная интонация, словно она
испрашивала у Джералда согласия, что, разумеется, было простой формальностью,
но чрезвычайно льстило Джералду.
— Час от часу не легче! — сразу вспылил
Джералд. — Неужели эта белая рвань не может дать нам спокойно поужинать! А
мне как раз не терпится рассказать вам, что говорят в Атланте о войне! Что ж,
ступайте, миссис О’Хара, вы же иначе не сомкнете глаз до утра — все будете
терзаться, что у кого-то беда, а вас там не было.
— Да она только голову на подушку и тут же опять
вскочит и бежать. То надо какого-то негра полечить, то кого-то из этих белых
бедняков, будто уж они сами о себе позаботиться не могут! — глухо проворчала
Мамушка, спускаясь с крыльца и направляясь к стоявшей в боковой аллее коляске.
— Замени меня за столом, дорогая, — сказала Эллин,
и ее обтянутая митенкой рука нежно коснулась щеки Скарлетт.
Немеркнущая магия этого прикосновения, тонкий аромат сухих
духов лимонной вербены и легкий шелест шелкового платья, как всегда, трепетом
отозвались в сердце Скарлетт, несмотря на душившие ее слезы. В присутствии
Эллин у Скарлетт захватывало дух — мать была неким чудом, по странному
волшебству обитающим под одной с ней кровлей, неотразимо прекрасным, внушающим
благоговейный трепет и неизменно приносящим утешение во всех горестях.