Жертвенный агнец - читать онлайн книгу. Автор: Карло Шефер cтр.№ 18

Тойер окончательно потерял самообладание.

— Что ты заладил про свое курение! Коллектив раскалывается, а ты, хрен прокуренный, обрадовался непонятно чему. Твой светлый момент не в будущем, а уже в прошлом. Кто быстрей всех попадает в инновационную ловушку? Самые тупые: пьяницы, — раскалившись от гнева, он ткнул пальцем в Хафнера, — маменькины сыночки, — кивок в сторону Лейдига и в завершение — злобный взгляд на Штерна, — и подкаблучники…

Коллеги смотрели на него. Больше ничего. Но в их глазах появилась глубина, они пронзали словно стрелы. Что это — только удивление или уже ярость? Плевать. Там еще и предательство, а это хуже всего.

— Для меня работа с вами всегда значила больше, чем обычное сотрудничество… — Старший гаупткомиссар судорожно глотнул воздух; надо держать себя в руках и не разреветься. — Ведь я вас… — Он рухнул на свой стул. — О'кей. О'кей. Я допишу этот сверхважный отчет: художник обвиняет бывшую жену, что она пичкала их общего ребенка сахарной ватой и превратила его в диабетика. Для меня это теперь… Кругом все в дерьме, но мне осталась лишь пара лет. Это ваше будущее, такие вот… — он с ненавистью ткнул пальцем в бумаги, — отчеты. — А после паузы прошептал: — Сахарная вата.

Тут он снова заорал:

— Сахарная вата! Самое подходящее для вас, сластены золотушные, импотенты, слюнтяи, эгоисты, говнюки!

Затем старший гаупткомиссар несколько часов сосредоточенно работал за письменным столом, а около четырех часов, не прощаясь, покинул кабинет. Раз уж опоздал, то он, ха-ха, и уйдет раньше положенного. Покажет этим желторотикам, что такое гражданское неповиновение человека в полицейской форме, хотя он и не носил ее.

Все-таки молодежь нынешняя никуда не годится. Вот старики — дело другое.

Он повернул за угол и чуть не столкнулся с шагавшим навстречу потным Зенфом.

— Представь себе, Тойер, наш поджигатель запалил пасторский дом, тот самый, где жил Нассман. Среди бела дня, все улики — коту под хвост.

— Задержали его?

— Нет, но мы контролируем все дороги на Мангейм.

— Дом ведь был на охране…

— Просто заперт. Ты же знаешь место, туда можно подобраться и незамеченным…

Верно, Хейлиг-Гейстштрассе находилась буквально в двух шагах от главной пешеходной зоны города, но порой производила впечатление вымершей улицы.

— Что, в газете много написали про Нассмана? Я как-то прозевал и не читал…

— Достаточно много, — прогудел Зенф. — Если предположить, что поджигатель просто хотел показать свою удаль, то цель была идеальная. А куда вы, собственно говоря, направляетесь? Прокуроршу свою ублажать?

— Я заболел, наглец, — слабо парировал Тойер такую чудовищную бесцеремонность и двинулся дальше. Итак, дом пастора исчез. Таким образом, дело похерено. Вот только не всех это устроит…

— Знаешь что, — добродушно прохрипел Фабри, — я считаю, что прежде всего ты должен извиниться перед своими парнями. Согласен?

— Неужели и ты считаешь, что я все усложняю и вообще что я не прав? — Тойер устало обмяк на софе, и даже телефонная трубка казалась теперь тяжелей гантели.

— Нет, я полагаю, что ты, возможно, и прав. Впрочем, можешь и заблуждаться.

— Знаю, дружище, знаю. — Ему стало стыдно, он никогда не мог спорить с Фабри.

— Помочь тебе я ничем не могу. Уезжаю на лечение на Балтику, представь себе. Антибиотики уже не помогают — я столько наглотался этой дряни, что после смерти, вероятно, буду представлять собой опасность для окружающей среды и меня похоронят в специальном саркофаге.

— Брось болтать глупости. Лучше подскажи, что мне делать?

— Ты должен хорошенько ухватиться за какую-нибудь нить. Если получится, ты сможешь убедить остальных, что дело стоит копать и дальше. Лично мне представляется весьма сомнительным, чтобы какой-то там сумасшедший мальчишка мог специально поехать из Мангейма в Гейдельберг с намерением поджечь пасторский дом…

— Да, но вообще-то фотография дома была напечатана в газете…

— В «Рейн-Неккар-Цейтунг»?

— Да.

— И ее регулярно читает тот мангеймский полудурок? Нет, Тойер. Если бы тебе удалось доказать, что дом поджег кто-то другой, тогда дело опять открыли бы. Тогда у полиции снова появится головная боль — преступник, которого, по нынешней версии, быть не должно. Ты еще тут?

— Да. Я слушал тебя и кивал, как ребенок, не понимающий пока, что такое телефон.

— Еще научишься понимать. Ладно, Тойер, мне пора делать ингаляцию, да и голод меня уже донимает, как обычно. Ведь я ничего не ел в течение всего разговора…

Тойер услышал, как его друг захрустел чипсами, но ничего не сказал.

— Ты хотя бы побывал на месте пожара? Осмотрел его?

Сразу за мостом Тойер свернул налево. Он расплющит нос первому же туристу, который пристанет к нему на Главной улице с вопросами. Сейчас ему действительно не хотелось петлять по лабиринту переулков, он стремился поскорее дойти до Старого моста, пару шагов даже пробежал. Почему он так злился? Ведь Фабри прав: он должен был поглядеть на сгоревший дом, получить собственное впечатление. Вот только сегодня ему каждый что-то объяснял, каждый вроде бы понимал ситуацию лучше, чем он. Возможно, так оно и было, но мысль об этом нервировала.

Как всегда, он ошибся и очутился не там, где рассчитывал, но тут же сориентировался в сутолоке, вышел к «Круассану», чтобы затем затопать по Нижней улице по направлению к церкви Святого Духа.

Нет, он свернул слишком рано, балда, ведь это старинный цейхгауз, Маршталль, надо было пройти до следующего переулка. Чуть выше, на Главной улице, бурлили людские потоки. Неужели ему в самом деле хотелось идти туда, в тот квартал? И зачем те молодые павианы, которые теперь — наконец-то он счел это поистине неслыханным бесстыдством — скакали вокруг его почти что приемной дочери, зачем они вырядились в какие-то небесно-голубые младенческие цвета…

Небесно-голубые младенческие цвета?

Небесно-голубые младенческие цвета.

Небесно-голубые младенческие цвета!

Мангеймский поджигатель, вероятно, не принадлежал к числу больших хитрецов, но предчувствие того, что его сейчас возьмут за жабры, сработало. Их взгляды встретились буквально на мгновение, и парень уже помчался прочь, в сторону Бисмаркплац.

Тойер быстро сообразил, что на быстроту собственных ног ему рассчитывать не приходится. В эпоху, когда даже пенсионеры с трансплантированным сердцем могли участвовать в триатлоне местного значения, он причислял себя к самой нерасторопной части человечества.

Он в отчаянии огляделся, отыскивая взглядом какие-нибудь подручные средства передвижения, а небесно-голубой парень улепетывал во всю прыть. Конфисковать, на худой конец, больничное кресло? Ага, вот что ему нужно: из переулка вырулил на современном скутере молодой человек — сыщик не без гордости вспомнил, что в былые годы он был чемпионом по езде на самокате. Лет в восемь. Ну держись!