Истерлинг следил за тем, как оба противника в результате
этих манёвров уходят от него всё дальше, и, побагровев от ярости, в гневе
взывал к небесам и преисподней. Он отказывался верить своим глазам: Чард
спасается бегством от тупоголового лекаришки! Чард, однако, и не думал бежать.
Проявляя отличную выдержку и самообладание, он выжидал удобной минуты, чтобы
броситься на абордаж. А Блад с не меньшей выдержкой и упрямством следил за тем,
чтобы не предоставить ему этой возможности.
Таким образом, исход дела должна была решить первая же
ошибка, допущенная одним из них, и её совершил Чард. Заботясь только о том,
чтобы не подставить свой борт «Синко Льягасу», он забыл о носовых орудиях
фрегата и, маневрируя, подпустил его к себе на слишком близкое расстояние. Он
понял свой промах в тот миг, когда две пушки внезапно рявкнули у него за кормой
и ядра пронизали его паруса. Это взбесило Чарда, и от злости он приказал дать
залп из кормовых орудий. Однако орудия эти были слишком малы, и их ядра не
достигли цели. Тогда, совсем рассвирепев, Чард повернул «Бонавентуру» так,
чтобы дать продольный бортовой залп по противнику в надежде сбить его паруса,
после чего, потеряв ход, «Синко Льягас» оказался бы во власти его абордажников.
Однако из-за сильной зыби и большого расстояния его замысел
потерпел неудачу, и залп прогремел впустую, оставив лишь облако дыма между ним
и «Синко Льягас». Блад тотчас же повернул и разрядил все двадцать орудий своего
левого борта в это облако, надеясь поразить скрытый за ним беззащитный борт
«Бонавентуры». Этот его манёвр также не увенчался успехом, однако он показал Чарду,
с кем ему приходится иметь дело, и убедил его, что с таким противником шутки
плохи. Тем не менее Чард всё-таки решил рискнуть ещё раз и быстро пошёл на
сближение, рассчитывая, что плывущие в воздухе клубы дыма скроют его от врага и
он успеет захватить «Синко Льягас» врасплох. Однако для этого манёвра
требовалось слишком много времени. Когда «Бонавентура» лёг на новый курс, дым
уже почти рассеялся, Блад успел разгадать замысел Чарда, и «Синко Льягас»,
шедший левым галсом, мчался теперь по волнам почти вдвое быстрее «Бонавентуры»,
которому ветер не благоприятствовал.
Чард снова сделал крутой поворот и бросился вперёд,
намереваясь перехватить противника и подойти к нему с ветра. Однако Блад,
отдалившийся на расстояние мили, имел в своём распоряжении достаточно времени,
чтобы повернуть и в подходящую минуту пустить в ход орудия своего правого
борта. Чтобы избежать этого, Чард вновь пошёл на юг, подставляя под пушки Блада
только корму.
В результате этих манёвров оба судна постепенно отошли так
далеко, что «Санта-Барбара», на юте которой бесновался, изрыгая ругательства,
Истерлинг, уже превратилась в маленькое пятнышко на северном горизонте, а они
всё ещё не вступили в настоящий бой.
Чард проклинал ветер, благоприятствовавший капитану Бладу, и
проклинал капитана Блада, так хорошо использовавшего преимущества своей
позиции. Тупоголовый лекаришка, по-видимому, прекрасно разбирался в положении
вещей и с почти сверхъестественной проницательностью находил ответ на каждый
ход своего противника. Изредка они обменивались залпами носовых и кормовых
орудий, целясь высоко, чтобы сбить паруса врага, но расстояние было слишком
велико, и эти выстрелы не достигали цели.
Питер Блад, стоявший у поручней на юте в великолепном
панцире и каске из чёрной дамасской стали, принадлежавших некогда испанскому
капитану «Синко Льягас», чувствовал усталость и тревогу. Хагторп, стоявший
рядом с ним в таком же облачении, исполин Волверстон, для которого на всём
корабле не нашлось панциря подходящего размера, и Питт у штурвала — все
заметили эту тревогу в его голосе, когда он обратился к ним со следующим
вопросом:
— Как долго может продолжаться такая игра в пятнашки? И как
бы долго она ни продолжалась, конец всё равно может быть только один. Рано или
поздно ветер либо спадёт, либо переменится, или же мы, наконец, потеряем силы,
и тогда в любом случае окажемся во власти этого негодяя.
— Но остаются ещё неожиданности, — сказал юный Питт.
— Да, конечно, и спасибо, что ты напомнил мне об этом,
Джерри. Так возложим свои надежды на какую-нибудь неожиданность, хотя, право
же, я не могу себе представить, откуда она может явиться.
Однако эта неожиданность уже приближалась, и даже очень
быстро, но один только Блад сумел её распознать, когда она к ним пожаловала.
Длинный западный галс привёл их к берегу, и тут из-за мыса Эспада менее чем в
миле от них появился огромный вооружённый тяжёлыми пушками корабль, который шёл
круто к ветру, открыв все двадцать пушечных портов своего левого борта; на его
клотике развевался флаг Кастилии. При виде этого нового врага иного рода
Волверстон пробормотал ругательство, более походившее на всхлипывание.
— Вот нам и пришёл конец! — воскликнул он.
— А по-моему, это скорее начало, — ответил Блад, и в голосе
его, недавно таком усталом и унылом, послышался смешок. Он быстро и чётко отдал
команду, которая ясно показала, что он замыслил. — Ну-ка, подымите испанский
флаг и прикажите Оглу дать залп по «Бонавентуре» из носовых орудий, когда мы
начнём поворот.
Питт переложил руль и под звон напрягшихся снастей и скрип
блоков «Синко Льягас» медленно повернул, а над его кормой заплескалось на ветру
пурпурно-золотое знамя Кастилии. Через мгновение загремели две пушки на его
носу — вполне бесполезно в одном отношении, но весьма полезно в другом. Их залп
яснее всяких слов сказал испанцу, что он видит перед собой соотечественника,
который гонится за английским пиратом.
Несомненно, потом придётся выдумывать какие-то объяснения,
особенно если окажется, что испанцам известна недавняя история «Синко Льягас».
Однако давать объяснения им придётся лишь после того, как они разделаются с
«Бонавентурой», а сейчас Блада заботило только это.
Тем временем испанский корабль береговой охраны из
Санто-Доминго, который, неся патрульную службу, был привлечён звуком пушечных
залпов в море и, обогнув мыс Эспада, повёл себя именно так, как и следовало
ожидать. Даже и без флага форма и оснастка «Синко Льягас» явно
свидетельствовали о его испанском происхождении, и вместе с тем было ясно и то,
что бой он ведёт с английским шлюпом. Испанец без малейших колебаний вмешался в
схватку и дал бортовой залп по «Бонавентуре» в тот момент, когда Чард делал
поворот, чтобы избежать этой новой и непредвиденной опасности.
Когда шлюп задрожал под ударами по носу и корме и его
разбитый бушприт повис на путанице снастей поперёк носа, Чардом овладел
безумный гнев. Вне себя от ярости он приказал дать ответный залп, который
причинил некоторые повреждения испанцу, хотя и не лишил его манёвренности.
Испанец, охваченный воинственным пылом, повернул так, чтобы ударить по шлюпу
пушками правого борта, и Чард, к этому времени уже утративший от злости
способность соображать, тоже повернул, стремясь ответить на этот залп или даже
предупредить его.