— Гвидо, — потянула его за рукав жена, — пошли домой. Уже почти час ночи.
Брунетти принял это своеобразное предложение мира, и вдвоем они направились домой.
К большому удивлению Брунетти, на следующий день ему в квестуру позвонил тесть.
Поблагодарив за ужин, Брунетти терпеливо дожидался, когда же тот раскроет причину своего звонка.
— Ну, что ты думаешь? — наконец спросил граф.
— О чем?
— О ней.
— Франке Маринелло? — Брунетти постарался скрыть удивление.
— О ком же еще? Ты же весь вечер просидел напротив нее.
— Я не знал, что, оказывается, должен был ее допрашивать, — возмутился Брунетти.
— Тем не менее допрашивал, — сухо заметил граф.
— Боюсь, только по делу Цицерона, — объяснил Брунетти.
— Я в курсе, — сказал граф.
Уж не ревность ли слышалась в его голосе?
— А что вы обсуждали с ее мужем? — поинтересовался Брунетти.
— Землеройное оборудование, — с тоской отозвался граф, — и все прочее в том же духе. Цицерон как тема явно интересней, — добавил он после короткой паузы.
Брунетти вспомнил, что томик с речами Цицерона ему преподнес на Рождество сам граф, причем с припиской на титуле, что дарит зятю одну из своих любимых книг.
— Но?
— Но Цицерон не пользуется большой популярностью среди китайских бизнесменов, — ответил граф и, чуть подумав, с театральным вздохом добавил: — Наверное, потому, что он ничегошеньки не знал о землеройном оборудовании.
— А китайским бизнесменам известно больше? — поддел его Брунетти.
Граф рассмеялся.
— Ты, Гвидо, любой разговор превращаешь в допрос с пристрастием, — заметил он и, прежде чем Брунетти успел возразить, сказал: — Да, те китайцы, с которыми я знаком, проявляют повышенный интерес к землеройному оборудованию, особенно к бульдозерам. Как, впрочем, и Катальдо с сыном — я имею в виду, с сыном от первой жены. Они заправляют машиностроительной компанией. В Китае, как известно, идет строительный бум, и их фирма получила заказов больше, чем может выполнить. Вот Катальдо и просит меня стать его компаньоном и инвестором. Предлагает акции своей компании.
За годы общения с тестем Брунетти понял, что на рассказы графа о бизнесе следует реагировать как можно сдержаннее, поэтому в ответ на его монолог выдал лишь осторожное: «Ага».
— Но вряд ли тебе все это интересно, — совершенно справедливо заметил граф. — Как она тебе показалась?
— А можно узнать, почему вы спрашиваете?
— Потому что я сто лет с ней знаком, но толком ни разу и не разговаривал — до недавнего случая, когда за ужином мы оказались на соседних местах и со мной произошло то же, что и с тобой. Мы начали с обсуждения какой-то газетной статьи, как вдруг перекинулись на «Метаморфозы». Я и не заметил, как это получилось, но удовольствие от беседы получил колоссальное. Сколько лет ее знаю, а даже не подозревал, на что она способна. Короче говоря, я попросил Донателлу, чтобы она посадила Франку напротив тебя. Ты за все эти годы достаточно настрадался, развлекая наших гостей-зануд, так что я решил, что ты заслуживаешь поощрения.
— Спасибо, — отозвался Брунетти, оставляя без комментариев оценку, вынесенную графом своим друзьям. — Вышло очень познавательно. Оказывается, она даже речи против Верреса читала.
— Рад за нее, — весело откликнулся граф.
— Значит, вы знали ее раньше?
— До брака или до операции? — уточнил граф.
— До брака.
— И да и нет. Видишь ли, она всегда больше дружила с Донателлой. Кто-то из родственниц Донателлы попросил ее приглядеть за Франкой, когда она приехала сюда учиться. Кажется, занималась историей Византии. Но через два года учебу пришлось прервать — дома начались проблемы. Отец умер, и она была вынуждена пойти работать. Мать ничем ей помочь не могла, она ни дня в своей жизни не трудилась. Я не очень-то помню подробности этой истории, — добавил граф. — В отличие от Донателлы. Когда все это проговариваешь вслух, такое ощущение, будто пересказываешь мыльную оперу, — извиняющимся тоном сказал он. — Ты уверен, что тебе все это надо выслушивать?
— Я не смотрю телевизор, — не моргнув глазом, соврал Брунетти. — Так что мне очень интересно.
— Ну тогда ладно, — вздохнул граф. — В общем, вот что я слышал — правда, не помню, от Донателлы или еще от кого… Франка познакомилась с Катальдо, когда работала моделью — кажется, демонстрировала меха, — ну а то, что произошло потом, как выражается моя внучка, история, седая и древняя.
— А какое место в этой истории занимает развод? — поинтересовался Брунетти.
— Самое существенное, — грустно ответил граф. — Я уже давно знаком с Маурицио. Он не отличается особым терпением. Короче говоря, он сделал первой жене предложение, от которого та не смогла отказаться.
После многолетней практики допросов не очень-то разговорчивых свидетелей Брунетти нутром чуял, когда собеседник чего-то недоговаривает.
— Было что-то еще? — чуть надавил он.
Граф долго молчал, прежде чем ответить.
— Он был моим гостем, и мне совершенно не хочется говорить о нем гадости, но… Поговаривают, что Маурицио — человек очень мстительный, и, возможно, его первая супруга согласилась на развод не совсем по доброй воле.
— Боюсь, где-то я все это уже слышал, — заметил Брунетти.
— Что именно? — резко спросил граф.
— То же, что и вы, Орацио. Ту же старую, как мир, историю: пожилой мужчина встречает милую девушку, бросает супругу, женится на подружке in fretta е furia
[16]
, и потом они, как правило, вовсе не живут долго и счастливо. — Брунетти и самому не понравился тон, каким он это произнес.
— Но у них все не так, Гвидо, — возразил граф. — Совсем не так.
— Почему?
— Потому что они и впрямь живут долго и счастливо. — В голосе графа слышалась та же зависть, с какой он говорил про вечер, проведенный за обсуждением Цицерона. — Ну, во всяком случае, так мне говорила Донателла. — Тебя озадачила ее внешность? — после короткой паузы спросил граф.
— Ну можно и так сказать.
— Я никогда не понимал, зачем она на это пошла. Была такой миленькой! Ей совершенно ни к чему были никакие операции, но в наше время женщины… — Граф умолк, и окончание фразы повисло в воздухе. — С тех пор прошло уже пару лет. Они тогда уехали, вроде как в отпуск, но надолго, на несколько месяцев. Я уж и не помню, кто мне это рассказывал, — заметил граф и, чуть помолчав, добавил: — Но точно не Донателла.
Брунетти был рад это услышать.
— Одним словом, — продолжил тесть, — когда они вернулись, она уже была такая. Говорят, ездили в Австралию. Но кто, скажите на милость, ездит в Австралию, чтобы сделать пластическую операцию?