Неизвестный венецианец - читать онлайн книгу. Автор: Донна Леон cтр.№ 48

Дома он сразу распахнул все окна, надел слаксы с футболкой и отправился на кухню готовить ужин. Нашинковал лук, ошпарил помидоры, чтобы их легче было очистить, принес с балкона базилик. Приготовив самый простой соус, он поставил на огонь воду для пасты. Когда соленая вода стала подниматься, пузырясь и шипя, он бросил туда полпачки penne rigate и перемешал.

Он делал все машинально, в его голове громоздились лица, фамилии, события последних десяти дней, но он даже не пытался разобрать этот конгломерат на отдельные лица и имена. Когда макароны сварились, он вывалил их в дуршлаг, из дуршлага — в миску, полил сверху соусом, перемешал все большой ложкой и понес на балкон, где уже ждали вилка, бокал и бутылка каберне. Он стал есть прямо из миски. Их балкон так высоко над городом, что желающему заглянуть на него пришлось бы влезть на колокольню Сан-Поло. Съев всю пасту, Брунетти подобрал соус коркой хлеба, отнес миску на кухню и вернулся с тарелкой свежевымытого инжира.

Прежде чем приняться за фиги, он снова сходил в гостиную, чтобы взять «Анналы» Тацита. В прошлый раз он остановился на том месте, где Тацит описывает неисчислимые бедствия кровавого правления Тиберия, императора, к которому он, кажется, испытывал особую ненависть. Эти римляне только и делали, что убивали, предавали, обманывали друг друга, попирали закон. Прямо как мы, отметил про себя Брунетти. С этим убеждением он и читал до тех пор, пока москиты не загнали его в квартиру. Там он лег на диван и читал за полночь. Читая о злодействах и преступлениях двухтысячелетней давности, он постепенно забывал о тех, что творились вокруг. Потом он заснул и спал до утра как убитый, не видя снов. Наутро он проснулся свежим, бодрым и решительным, будто проникнувшись неистовой моральной бескомпромиссностью Тацита и поверив, что она как-то поможет ему преодолеть все трудности наступающего дня.

Придя в квестуру, он с удивлением обнаружил, что Патта, уезжая накануне в Милан, нашел время обратиться к судье с запросом о санкции на изъятие документов банка и Лиги. Более того, санкция уже получена и оба заведения уведомлены о том, что им необходимо подготовить все как можно быстрее, что они обещали исполнить, хотя и не сразу, потому что это дело, мол, требует времени и сил.

К одиннадцати часам от Патты еще не было ни слуху ни духу. Большинство сотрудников квестуры накупили с утра газет, но нигде не упоминалось об аресте Бурраски. Само по себе это было неудивительно, однако этот факт подлил масла в огонь поголовного возбуждения и нетерпения; все только и гадали, чем же все-таки могла закончиться вчерашняя поездка в Милан. Один Брунетти не принимал участия в пересудах. Он решил ограничиться звонком в налоговую полицию, чтобы узнать, выделят ли ему для инспекции документов экспертов, которых он просил вчера. К его немалому удивлению, оказалось, что выделят и что сам судья, Лука Бенедетти, уже звонил им и просил о том же.

Когда незадолго до обеда к нему в кабинет явился Вьянелло, Брунетти был уверен, что он пришел, чтобы доложить, что документы пока не прибыли или что какая-нибудь бюрократическая препона неожиданно возникла и мешает банку с Лигой предоставить документы, изъятие которых откладывается на неопределенное время, если не навсегда.

— Buon giorno, комиссар, — поздоровался Вьянелло.

Брунетти, сидевший за столом, поднял голову от бумаг и спросил:

— Что случилось, сержант?

— Я привел тут парочку человек, которые хотят с вами поговорить.

— Кто такие? — Брунетти отложил ручку.

— Профессор Луиджи Ратти и его жена. — Брунетти ждал объяснений, но Вьянелло, после паузы, добавил только: — Из Милана.

— И что это за профессор и его жена, могу я узнать?

— Они живут в квартире, которую арендуют у Лиги, уже почти два года.

— Продолжайте, Вьянелло, — заинтересовался Брунетти.

— Адрес профессора был в моей части списка, и сегодня утром я отправился к нему в гости. Когда я спросил, как ему удалось заполучить эту квартиру, он ответил, что такие решения Лиги принимаются конфиденциально. Я спросил, как он платит ренту, и он сказал, что ежемесячно перечисляет двести двадцать пять тысяч лир на счет Лиги в Банке Вероны. Я попросил у него квитанции, но он сказал, что не хранит их.

— Да ну? — воскликнул Брунетти, заинтересовываясь еще больше. В Италии нет гарантии, что однажды какому-нибудь чиновнику не взбредет в голову, что вы не заплатили такой-то и такой-то налог, не оплатили счет, не предоставили справку. Никто не выбрасывает документы, по крайней мере денежные квитанции. В семье Брунетти хранилось два полных ящика счетов за коммунальные услуги за десять лет, и еще три коробки разных бумажек на антресолях. Если итальянец уверяет вас, что он выбрасывает квитанции об оплате жилья, то либо он врет, либо он сумасшедший.

— А где находится квартира профессора?

— На Дзаттере, напротив Джудекки. — Это был чуть ли не самый престижный район города. — Там комнат шесть, наверное. Мне так показалось: дальше прихожей я не ходил.

— Двести двадцать тысяч лир? — дивился Брунетти, вспомнив, что в прошлом году Раффи покупал по такой цене пару горных ботинок.

— Да, синьор, — подтвердил Вьянелло.

— Пригласите, пожалуйста, профессора и его супругу, сержант. Пусть войдут. Кстати, каких наук он профессор?

— Сдается мне, что никаких, синьор.

— Понятно. — Брунетти надел колпачок обратно на ручку.

Вьянелло распахнул дверь и посторонился, пропуская в кабинет профессора и синьору Ратти.

Профессор Ратти был сильно молодящимся мужчиной лет пятидесяти с хвостиком. В деле сокрытия возраста большую помощь ему оказывал парикмахер, который стриг волосы профессора так коротко, что было не понять, седые они на самом деле или белокурые. Костюм сизого шелка от Джанни Версаче добавлял ему моложавости, как и темно-бордовая шелковая рубашка с открытым воротом. Свои бордовые — под цвет рубашки — плетеные кожаные туфли он носил на босу ногу. Такие туфли продавались только в бутиках Bottega Veneta. Кто-то объяснил ему, наверное, что кожа под подбородком у него отвисла по-индюшачьи, ибо он носил белый шелковый галстук с крупным узлом и высоко задирал голову, — якобы для того, чтобы очки не съезжали с переносицы.

Если профессор только оборонялся от наступающей старости, его жена кидалась на злодейку в атаку. Ее волосы напоминали цветом рубашку ее мужа, а лицо благодаря мастерству пластических хирургов было гладкое и тугое, какое бывает у грудных младенцев и резиновых кукол. Тощая как доска, она была одета в белый льняной костюм. Расстегнутый жакет приоткрывал изумрудно-зеленую шелковую блузку. Увидав их, Брунетти подивился их выдающемуся умению сохранять свежесть и хладнокровие в такую жару. А глаза у обоих были просто ледяные.

— Вы хотели поговорить со мной, профессор? — спросил Брунетти. Он хоть и встал, когда они вошли, поздороваться с ними за руку не торопился.

— Да, — ответил Ратти, указывая жене на стул и для себя беря без приглашения второй, стоявший у стены. Когда они оба уселись, он продолжил: — Я пришел сообщить вам, что я возмущен вторжением полиции в мой дом. Более того, я возмущен подозрениями, которые мне были высказаны. — У Ратти был картавый миланский выговор, который у Брунетти всегда ассоциировался с жеманной манерой пышных актрис.