Янь Ба этого не знал и испытывал легкое сожаление, что сам он сошел со сцены. Он свое дело сделал. В будущем никто не упомянет его имени, когда историки станут рассматривать грандиозные события, начавшиеся в Китае в 2006 году. Возможно, возникнет легенда о совещании, состоявшемся в Желтом Императоре, но в точности никто так и не узнает, что произошло. Участникам было категорически запрещено что-либо записывать.
Вернувшись к себе в кабинет, Янь Ба запер дверь и отправил текст доклада в уничтожитель бумаг, который там установили, когда он начал свою секретную работу. Страницы превратились в тоненькие ленточки, он собрал их и отнес в подвал, в университетскую котельную. Охранник открыл одну из топок. Янь Ба бросил туда бумажный ворох, который у него на глазах превратился в пепел.
Вот и всё. Остаток дня он работал над статьей, посвященной будущим направлениям в исследованиях ДНК. В шесть ушел из кабинета, поехал домой. Шагая к новой японской машине, которая была частью вознаграждения за доклад, он озяб.
До конца зимы было еще далеко. Он тосковал по весне.
Тем же вечером Я Жу стоял у окна своего просторного кабинета на верхнем этаже принадлежащего ему высотного дома. Думал он о докладе, услышанном утром. Но в первую очередь его занимало не содержание. Он и раньше знал, какие стратегии намечаются в партийном ядре в ответ на ожидающие впереди вызовы. Однако его удивило, что в совещании участвовала и его сестра Хун. Хотя она занимала высокое положение как консультант самого узкого круга руководства коммунистической партии, он не ожидал встретить ее там.
Ему это не понравилось. Он не сомневался, что Хун, принадлежащая к коммунистам старой закалки, выступит против того, что ее единомышленники наверняка назовут неоколонизацией Африки. А поскольку был одним из самых горячих поборников новой политики, он не хотел без нужды оказаться противником родной сестры. Это могло вызвать беспокойство и подпортить его положение и власть. И партийное руководство, и правящие круги очень не одобряли именно конфликты, возникающие между родственниками, занимающими влиятельные посты. Никто не забыл конфликт между Мао и его женой Цзян Цин.
На его столе лежал открытый дневник Саня. Он пока не заполнил пустые белые страницы. Но знал, что Лю Синь вернулся и скоро доложит обо всем.
Градусник на стене показывал, что температура падает.
Я Жу улыбнулся, отогнав мысли о сестре и о холоде. Теперь он думал о том, что очень скоро расстанется с холодом, в составе делегации политиков и бизнесменов отправится в поездку по четырем странам Южной и Восточной Африки.
Он никогда не бывал в Африке. Но сейчас, когда Черный континент приобретает все более важное значение для развития Китая, а может быть, со временем даже станет китайским сателлитом, для Я Жу очень важно участвовать в налаживании основополагающих деловых связей.
Недели предстоят крайне напряженные, с множеством поездок и встреч. Но до возвращения в Пекин он непременно на несколько дней отлучится из делегации. Поедет в буш в надежде увидеть леопарда.
Город лежал у его ног. О леопардах он знал, что они часто забираются на высокие места, откуда хорошо виден окружающий ландшафт.
Вот это — мой холм, думал Я Жу. Моя горная крепость. Отсюда мне видно всё.
29
Утром 7 марта 2006 года Верховный народный суд в Пекине утвердил смертный приговор предпринимателю Шэнь Висяню. Собственно, приговор ему вынесли еще годом раньше — условно. Но, хотя за минувшее время он выказал глубокое раскаяние в том, что брал взятки и в итоге прикарманил миллионы юаней, суд счел невозможным заменить смертную казнь пожизненным тюремным сроком. В народе резко возросла непримиримость к коррумпированным дельцам со связями в компартии. И партия решила, что важнее всего сейчас нагнать страху на мздоимцев, сколотивших на взятках непомерные состояния.
Когда утвердили постановление о казни, Шэнь Висяню было пятьдесят девять лет. Выходец из простой семьи, он добился успеха и возглавил крупный скотобойный концерн, специализировавшийся на поставках свинины. Желая получить преимущества, свиноводы предлагали ему взятки, и очень скоро он начал их брать. На первых порах, в начале 1990-х, соблюдал осторожность, принимал умеренные суммы и избегал жить на слишком широкую ногу. К концу 90-х, когда мздоимством занимались почти все его коллеги, он забыл об осторожности, требовал все более крупные суммы и открыто показывал, что денег у него куры не клюют.
Естественно, Шэнь Висянь и представить себе не мог, что в конечном счете именно его в назидание другим сделают козлом отпущения. Даже в зале суда он еще был уверен, что смертный приговор заменят тюремным сроком, который впоследствии сократят. И когда судья резким голосом зачитал решение, что в пределах сорока восьми часов приговор приведут в исполнение, Шэнь Висянь остолбенел. Сидевшие в зале суда прятали глаза. Запротестовал он, только когда конвоиры повели его к выходу. Но было уже слишком поздно. Никто его не слушал. Конвоиры доставили его в камеру, где приговоренных к смерти постоянно держали под надзором, а затем — поодиночке или всех разом — со связанными за спиной руками выводили наружу, ставили на колени и стреляли в затылок.
Преступников, приговоренных к высшей мере за убийство, изнасилование, грабеж и тому подобное, обычно уводили на казнь прямо из зала суда. До середины 1990-х китайское общество положительно относилось к смертной казни, одобряя публичные расстрелы прямо на открытых платформах грузовиков. Приговор приводился в исполнение при большом стечении народа, который решал, казнить или миловать. Хотя публика в таких случаях не знала пощады. Требовала смерти для тех, что, склонив голову, стояли перед ней. В последующие годы экзекуции происходили все более скрытно. Снимали процесс казни только операторы и фотографы, полностью подконтрольные государству, и снимали для документации. Газеты сообщали об исполнении приговора лишь задним числом. Чтобы понапрасну не будить за рубежом то, что политическое руководство воспринимало как лицемерное возмущение, официально о расстрелах уголовников теперь не сообщалось вовсе. Кроме китайских властей, никто не знал точного числа произведенных казней. Гласность допускалась, только когда дело касалось таких преступников, как Шэнь Висянь, поскольку это служило предостережением для других высокопоставленных чиновников и предпринимателей, а одновременно успокаивало растущее в народе недовольство обществом, где возможна подобная коррупция.
Слух о том, что смертный приговор Шэнь Висяню подлежит исполнению, распространился в политических кругах Пекина очень быстро. Одной из первых — уже через несколько часов после судебного заседания — об этом узнала Хун Ци. Звонок на мобильный застал ее в машине, на пути со встречи с товарками по партии, и она попросила шофера притормозить у тротуара, а сама между тем обдумывала услышанное. Хун не знала Шэнь Висяня, лишь однажды несколько лет назад видела его на приеме во французском посольстве. Он ей не понравился, интуитивно она угадала в нем алчного коррупционера. Но сейчас, когда автомобиль остановился, вспомнила, что Шэнь Висянь был близким другом ее брата Я Жу. Конечно, Я Жу отмежуется от Шэня, будет уверять, что они не более чем шапочные знакомые. Однако Хун знала, что в действительности обстояло иначе.