В общем, неважно. И вот стою я перед витриной, любуюсь
собой. Эх, хорошо бы сейчас откуда ни возьмись выскочил журналист с камерой… Но
вдруг взгляд останавливается на одном слове, и сердце замирает. В витрине
«Денни и Джордж» стоит скромный темно-зеленый прямоугольник, на котором
кремовыми буквами написано: «РАСПРОДАЖА».
Я смотрю на него, а сердце глухо и тяжело бьется. Этого не
может быть. «Денни и Джордж» никогда не устраивают распродаж. Их кашемировые
шарфы и шали пользуются таким спросом, что они могли бы продавать товар и вдвое
дороже. Все мои знакомые, весь мир жаждет заиметь шарфик от «Денни и Джордж».
(Конечно, за исключением моих родителей. Моя мама уверена, что если вещь нельзя
купить в обычном торговом центре, то она и вовсе не нужна.)
Тяжело сглатываю, приближаюсь к двери и вхожу в крошечный
магазин. Дверь задевает подвешенный над ней колокольчик, и симпатичная
светловолосая продавщица поднимает на меня взгляд. Не знаю, как зовут эту милую
девушку, но мне она всегда нравилась. Она совсем не похожа на этих надменных
коров из других магазинов и никогда не злится, если кто-то часами стоит у
прилавка, разглядывая вещи, которые ему явно не по карману. Обычно я по полчаса
пожираю глазами шарфики в магазине «Денни и Джордж», а потом иду в соседний магазин
аксессуаров и покупаю что-нибудь для поднятия духа. У меня дома целый ящик в
комоде забит заменителями «Денни и Джордж».
— Здравствуйте, — говорю я, пытаясь придать голосу
непринужденность. — У вас… кажется… распродажа.
— Да, — улыбается блондинка за прилавком. — Хотя такое
обычно не в наших правилах.
Я ошалело оглядываю зал: на полках аккуратными стопочками
сложены шарфы с темно-зелеными этикетками «скидка 50%». Набивной бархат; шелк,
обшитый бисером; кашемир с вышивкой. И на всех шарфиках скромные ярлычки «Денни
и Джордж». Их тут видимо-невидимо, просто глаза разбегаются… Я начинаю
паниковать.
— Мне кажется, вам всегда нравился вот этот, — говорит милая
блондинка, вытаскивая струящееся серо-голубое чудо из стопки прямо перед собой.
О да. Конечно. Этот шарфик я помню. Шелковый бархат с
рисунком бледно-голубого цвета и переливающимися бусинками. Я смотрю на него и
чувствую, как невидимые нити притягивают меня к этому сокровищу. Я не могу
сопротивляться, я просто обязана прикоснуться к нему. Я должна надеть его. Я в
жизни не видела ничего прекраснее этого шарфика. Девушка смотрит на ценник:
«Цена снижена с 340 до 120 фунтов». Она подходит ко мне и обвивает шарф вокруг
моей шеи, а я зачарованно смотрю на свое отражение в зеркале.
Какие могут быть сомнения? Я должна купить его. Непременно.
С ним мои глаза кажутся больше, стрижка — дороже, и вообще я выгляжу
по-другому. И носить могу его с чем угодно. И люди станут говорить обо мне:
«Вон та девушка в шарфе от „Денни и Джордж“».
— На вашем месте я бы его купила не раздумывая, — улыбается
мне продавщица. — Он один такой остался.
Пальцы мои сами собой намертво впиваются в шарф.
— Беру! — выдыхаю я. — Беру.
И вот она заворачивает шарфик в тонкую упаковочную бумагу, а
я достаю кошелек и привычным жестом открываю отделение, где лежит моя «ВИЗА»,
но… нащупываю только кожаный край кармашка. Я удивленно замираю, а потом
начинаю лихорадочно шарить по всем отделениям кошелька — решив, что засунула ее
вместе с чеком или положила в отделение для визиток… И вдруг вспоминаю. Черт, я
же оставила ее на столе!
Вот дура. Как я могла оставить карточку? Чем я только
думала?
Добрая продавщица укладывает завернутый в шелестящий лист
шарф в темно-зеленую фирменную коробку «Денни и Джордж». Боже. Что же делать?
— Как будете расплачиваться? — вежливо интересуется она.
Мое лицо заливает краска.
— Только что обнаружила — я забыла свою кредитку в офисе, —
запинаясь, бормочу я.
— Ой. — Руки девушки застывают в воздухе.
— А вы не могли бы придержать его для меня? Девушка явно в
замешательстве.
— А на сколько?
— До завтра? — в отчаянии спрашиваю я. Черт. Она кривится.
Неужели не понимает?
— Боюсь, что нет. Нам запрещено придерживать товар,
выставленный со скидкой.
— Ну хотя бы до вечера, — прошу я. — Вы когда закрываетесь?
— В шесть.
В шесть! Меня охватывает возбуждение, смешанное с чувством
огромного облегчения. Давай, Ребекка! Идешь на пресс-конференцию, смываешься
оттуда пораньше, на такси мчишься в офис. Там хватаешь кредитку, говоришь
Филипу, что забыла на пресс-конференции записную книжку, возвращаешься сюда и
покупаешь шарфик.
— А до закрытия сможете придержать? — умоляю я. — Пожалуйста.
Очень вас прошу.
Девушка сдается:
— Хорошо, отложу его для вас.
— Спасибо!
Выбегаю из магазина и спешу к «Брендон Комьюникейшнс», моля
бога, чтобы пресс-конференция не затянулась. Господи, пожалуйста, сделай так,
чтобы вопросы были короткими и чтобы я смогла купить себе тот шарфик.
Прибыв в «Брендон Комьюникейшнс», перевожу дух. Можно
расслабиться — у меня же целых три часа, а мой шарфик надежно упрятан под
прилавком. Никто у меня его не отнимет.
Плакат в фойе сообщает, что пресс-конференция на тему
«Экзотические предложения от „Форланд Инвестментс“» состоится в зале Артемиды.
Человек в униформе направляет всех в дальний конец коридора. Видимо,
мероприятие серьезное. Не мирового масштаба, конечно, но весьма заметное
событие в нашем тесном и скучном финансовом мирке.
Вхожу в зал и сразу окунаюсь в гул голосов — народ общается,
и между кучками людей снуют официантки, разнося канапе. Журналисты жадно
глотают шампанское, словно впервые в жизни его видят, девушки-пиарщицы нехотя
прихлебывают воду и надменно оглядывают собравшихся. Официант предлагает мне
шампанское, и я беру сразу два бокала — один выпью сейчас, а второй поставлю
под стул, чтобы было чем развлечься во время нудных докладов.
В дальнем конце зала замечаю Элли Грангер из «Еженедельника
инвестора». Ее зажали в углу двое важных мужчин в костюмах, и она кивает им с
серьезным видом, но по лицу заметно, что ни бельмеса не понимает. Элли —
классная. Она работает в этом журнале всего полгода, а уже подала резюме на
сорок три другие вакансии. Вообще-то она мечтает стать где-нибудь редактором
отдела мод. А я хочу быть Фионой Филлипс
[3]. Иногда по пьяной лавочке мы даем
друг другу клятвы, что через три месяца бросим работу, если не добьемся
чего-нибудь замечательного. Но на трезвую голову мысль о том, что я могу
остаться без денег — даже на месяц, — кажется мне страшнее перспективы всю
жизнь писать о пенсионных счетах.