Однако же Ольбек себя выдал, тут не было никаких сомнений. Он прекрасно понимает, что столкнулся с Карлом на узкой дорожке. Автобуса он ждет! Надо же быть таким идиотом!
— Ты много где бываешь по работе, так ведь? — сказал Карл. — А в Аллерёд тебя, случайно, не заносило? И не ты ли запачкал мне фотографию? Что скажешь?
Ольбек обернулся и спокойно посмотрел Карлу в лицо. Этого типа хоть бей, хоть пинай — реакции никакой. Карл знал одного парня, у которого от рождения были недоразвитые лобные доли, так тот вообще не способен был разозлиться. Если душевные волнения и стресс связаны с одной и той же частью мозга, то у Ольбека эта часть отсутствовала.
Карл попробовал снова — попытка не пытка!
— Ольбек, и что ты тут делаешь? Может, скажешь? Разве ты не должен быть сейчас в Аллерёде и рисовать свастики над моей кроватью? Ведь мы с тобой сейчас занимаемся очень близкими делами. Разве нет?
Выражение на лице Ольбека было далеко не любезным.
— А ты все тот же старый хрен, ничуть не изменился! — не слишком любезно буркнул он. — Да, Мёрк? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Тогда чего же ты тут стоишь, уставясь на окна шестого этажа? Надеешься увидеть, как Кимми Лассен заглянет на огонек к Тине Карлсен? Ведь это же ты шатаешься на Центральном вокзале, расспрашивая о ней людей, так, приятель? — Карл еще ближе надвинулся на Ольбека. — Сегодня ты выяснил, что Тина Карлсен с шестого этажа связана с Кимми. Я прав?
— Я не знаю, о ком ты говоришь. — На тощем лице Ольбека заходили желваки. — Я стою здесь, потому что одна пара захотела узнать, что их сын делает у мунистов
[8]
со второго этажа.
Карл кивнул. Ольбек — скользкий тип, ему не сложно при необходимости состряпать подходящую легенду.
— Хотелось бы посмотреть на твои рабочие записи по этому делу. Не в том ли причина, что кто-то из твоих работодателей очень хочет найти Кимми? Я так думаю, не знаю почему. Расскажешь добровольно, или мне затребовать твои документы?
— Можешь забирать, что хочешь. Только не забудь получить судебный ордер.
— Ольбек, старина! — Тут Карл так ловко двинул сыщика кулаком по спине, что лопатки у того стукнулись одна о другую. — Уж будь любезен, скажи своим работодателям, что чем больше они будут тревожить меня в частной жизни, тем настойчивей я буду ими интересоваться. Ты понял?
— Я понял… Мёрк… у тебя мозги закисли… — с трудом выговорил Ольбек, едва удерживаясь от того, чтобы в открытую хватать воздух ртом. — Отвяжись от меня!
Карл снова кивнул. Как жаль, что ему достался под начало самый маленький следовательский отдел в стране! Будь у него побольше людей, он был приставил к Финну Ольбеку круглосуточное наружное наблюдение: проследить за тощим привидением было бы очень полезно. Но кто будет этим заниматься? Роза?
— Жди от нас весточку, — сказал Карл и свернул на улицу Водроффсвей.
Скрывшись из виду, он припустил во весь дух по поперечной улице, сделал круг, обогнул здание страховой компании «Кодан» и вышел снова на Гаммель Конгевей со стороны Вернедамсвей. Очутившись на другой стороне улицы, Карл успел увидеть, как Ольбек, стоя на берегу озера, разговаривает по мобильнику.
Возможно, его трудно вывести из себя, но вид у него был невеселый.
18
За годы работы биржевым аналитиком Ульрик обогатил нескольких инвесторов больше, чем кто бы то ни было из его коллег. Но в данной сфере деятельности богатство не создавалось благодаря случайной удаче — ключом к успеху была информация.
Не нашлось бы такой отрасли, в которой он не завел бы связей, или такого концерна СМИ, в котором он не имел бы своих посредников. Ульрик действовал уверенно и осторожно; перед тем как оценить рентабельность акций отдельных предприятий, котирующихся на бирже, тщательно изучал их, используя все возможные для этого средства. Иногда он достигал таких результатов, что предприятия просили его забыть все полученные сведения. Ему было известно все о людях, которые совершили неудачную биржевую сделку или нуждались в финансовой помощи. В странах победнее это сделало бы Ульрика крайне опасным: там многие предпочли бы видеть столь осведомленного человека с перерезанным горлом. Но в милой Дании заведен мудрый порядок: если у тебя на кого-то что-то есть, то и у них есть что-то не менее компрометирующее на тебя, и если ты выдашь чужие грехи, они тут же, будто зараза, прилипнут к тебе. Благодаря этому практичному и полезному принципу все покрывали друг друга, даже тех, кого поймали за руку при попытке залезть в чужой кошелек.
Никому ведь не захочется в тюрьму на семь лет за инсайдерскую сделку! И никто не станет рубить сук, на котором сидит.
И среди этих сучьев на медленно разрастающемся денежном дереве Ульрик сплел настоящую паутину. Или, точнее сказать, сеть: это чудное понятие работает нужным образом только тогда, когда небольшое количество пауков имеет возможность тянуть соки из огромного количества попавших в нее мух. Улов Ульрика был особенно хорош. Люди, о которых пишут. Люди, которых уважают. Самые сливки. Сплошь такие, кто оторвался от своего фундамента и теперь вращался на самом верху, где не приходится делить место под солнцем со всякой шушерой.
Это были те люди, с которыми отправляешься на охоту или рука об руку входишь в театральную ложу. Те, кто понимает правила игры и является в полном смысле своим человеком.
С этой точки зрения Ульрик был важным звеном в группе выпускников элитной школы. Он был общителен, знаком со всеми, а за ним стояли друзья детства Дитлев Прам и Торстен Флорин. Они были сильной, но и весьма разнородной командой, и всех троих приглашали на все стоящие мероприятия, какие только происходили в городе.
В этот вечер они начали свои развлечения с приема в центре города, в галерее, у которой были связи как с театральным миром, так и с королевским домом, а затем очутились среди парадных мундиров, медалей и рыцарских крестов на роскошном суаре; здесь произносились заранее подготовленные речи, написанные секретарями, которых сюда не позвали, в промежутках струнный квартет пытался приобщить собравшихся к творчеству Брамса, а шампанское и самовосхваления лились рекой.
— Ульрик, правда ли, что я слышал? — спросил министр, чьи затуманенные алкоголем глаза пытались оценить расстояние до бокала. — Правда ли, что нынче летом Торстен на охоте убил из арбалета несколько лошадей? Вот так взял и застрелил в чистом поле?
При этом он пытался допить остатки вина, задержавшиеся на дне слишком высокого бокала.
— Знаешь, не надо верить всему, что говорят. — Ульрик подсобил ему в этом трудном деле, поддержав бокал. — Кстати, а почему ты не хочешь поохотиться с нами? Сам будешь знать, что там происходит.