Ее смутила и испугала собственная реакция на их второй поцелуй, и она поскорей убежала и закрылась в своей каюте, после чего бросилась на постель, вся дрожа от неведомых прежде чувств.
«Почему он поцеловал меня? Что ему от меня нужно?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
Ей никак не верилось, что он в ней мог что-то найти. Разве это возможно?
Когда они встретились впервые, да еще при таких странных обстоятельствах, она понимала, насколько ужасно выглядит в одежде с чужого плеча, в поношенном, стареньком платье кузины.
Но какая магия таилась в его губах, оказавшихся такими волшебными! Его поцелуй унес ее в чудесный и прекрасный мир. Вот только ей никак не верилось, что и он мог испытывать то же самое.
Разве такое возможно? Кто она? Юная, неискушенная, бедная девушка-сирота. И он, опытный сердцеед, знатный лорд, занимающий важное положение в свете, сделавший блестящую карьеру!
Азалия прекрасно понимала — даже если бы и не слышала его разговора с капитаном Уидкомбом, — что любой офицер, если он, конечно, не был полнейшим уродом, пользовался повышенным вниманием дам.
Если же он, подобно лорду Шелдону, носил громкое имя, ему достаточно было пошевелить пальцем, и все женщины падали к его ногам.
Так почему же он тогда ее поцеловал?
Она не находила этому объяснения.
Лежа в темной каюте, она призналась себе, что он дал ей нечто такое, о чем она будет вспоминать всю жизнь.
По крайней мере, теперь она узнала, что такое поцелуй, а если мысль о пережитом блаженстве вызвала в ней желание испытать его еще раз, совершенно, как ей казалось, неисполнимое, — что ж, всегда приходится платить за пережитое счастье.
Ее мать не раз говорила ей об этом.
— Ничего не дается просто так, даром, дочка, — сказала она как-то раз Азалии. — Если что-то получаешь, то нужно и что-то отдавать, так или иначе, но за все приходится платить — порой сердечной болью!
Азалия знала, что мать имела в виду не себя, а некоторых жен полковых офицеров, в слезах прибегавших к ней пожаловаться на неверность мужей.
С этой стороной любви Азалия надеялась никогда не столкнуться, но теперь не была в этом уверена.
Что ж, хорошо, рассуждала она, что лорд Шелдон поцеловал ее и теперь она узнала радость и чудо поцелуя. Это лучше, чем прожить жизнь, уготованную ей дядей, не ведая о восторге, который испытываешь в мужских объятиях.
И все же как трудно ей было смириться с мыслью о том, что она никогда его больше не увидит!
Она знала, что он явится в Дом под флагом на следующий же день после приезда, вот только встретиться с ним она не сможет.
Леди Осмунд ясно дала ей понять, что ее место будет рядом со слугами.
Но даже при звуке его имени в ее душе что-то оживало.
На второй день, во время завтрака, когда не было никого из посторонних, дядя заметил:
— Я разочаровался в Шелдоне!
— Разочаровался? — с изумлением переспросила тетка. — Отчего же?
— Я надеялся, что он едет сюда, чтобы помочь поправить дела, которые тут наворотил губернатор, а теперь вижу, что он вовсе и не собирается вмешиваться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я начинаю подозревать, — хмуро заметил генерал, — что он занимает скорее сторону сэра Джона.
— Не могу поверить! — воскликнула леди Осмунд. — Ты, наверное, ошибаешься!
Генерал хмурился, видимо вспоминая встречу с губернатором.
— Почему ты думаешь, что лорд Шелдон симпатизирует губернатору? — не унималась леди Осмунд.
— Сегодня на утреннем совещании мы обсуждали существующий среди китайской общины Гонконга обычай покупать и продавать девушек-служанок.
— Очень разумный обычай! — заметила леди Осмунд.
— Я тоже так считаю, — ответил генерал, — но губернатор борется против него.
— Это просто смешно! Почему ему понадобилось вмешиваться? — спросила леди Осмунд.
— Он предполагает, и, я думаю, ошибочно, что в последнее время участились случаи похищения китаянок с целью их продажи в Калифорнии и Австралии.
— А у него есть доказательства?
— Он убедил главного судью, что нет разницы между продажей девушек для службы в домах и их экспортом с аморальными целями.
— Я уверена, что это чепуха! — воскликнула леди Осмунд.
— Так заявил и генерал Донован. Однако главный судья повторил прошлогоднее заявление губернатора, что в Гонконге насчитывается от десяти до двадцати тысяч женщин-рабынь и что подобная форма рабства процветает лишь при попустительстве правительственных чиновников, не пытающихся проводить в жизнь принятые законы.
— Мне все это кажется сильным преувеличением, — заметила леди Осмунд.
— Именно так я и сказал, — согласился генерал. — И еще попросил представить мне доклады по этой проблеме, поскольку она касается не только полиции, но и военных. Но даже трудно поверить, что содержание нашего диспута будет передано в Англию.
— По чьей инициативе? — поинтересовалась леди Осмунд.
— Ты еще спрашиваешь! — сердито воскликнул генерал. — Настоял губернатор при поддержке лорда Шелдона.
— Не может быть! — воскликнула леди Осмунд.
— Как тебе прекрасно известно, — продолжал генерал, — мы получили инструкции вести себя как можно осторожней и не вмешиваться в обычаи и порядки китайцев, а эта проблема с покупкой служанок тесно связана с их традициями и уходит корнями в глубокую древность.
— Может, тебе лучше переговорить с лордом Шелдоном с глазу на глаз? — предложила леди Осмунд. — Он молод, и к тому же я слышала, что губернатор наделен способностью убеждать всех в справедливости своих бредовых идей. Ведь должен же он сознавать, что подобное поведение угрожает миру и спокойствию в колонии.
— Я высказывался на эту тему совершенно недвусмысленно, — ответил генерал. — Убежден, что главный судья сильно преувеличивает, а губернатор склонен искажать все, до чего ни коснется.
— Лично я нахожу его очень обаятельным, — заметила леди Осмунд.
— Он может быть таким, когда это ему удобно. И в то же время, уверяю тебя, моя дорогая, он баламут. Он никогда не успокаивается и рано или поздно оказывается на ножах со всеми и каждым, с кем ему приходилось работать. — Генерал помолчал, а потом презрительно добавил: — Шелдон скоро поймет, что ставит не на ту лошадь!
— Все равно, Фредерик, я думаю, мы должны пригласить лорда Шелдона отобедать у нас на этой неделе. Мне показалось, что вчера он был особенно внимателен к Маргарите, когда заходил к нам.
— Если ты видишь в нем потенциального зятя, — изрек генерал, поднимаясь из-за стола, — то совершенно напрасно.