Может быть, в картинах Сикерта и содержатся «ключи», но указывают они только на него самого, на его чувства и поступки. Он рисовал то, что видел, и то, что возникало в его воображении — временами детском, временами жестоком. Изучая его картины, можно прийти к выводу, что он предпочитал наблюдать за людьми сзади. Он их видел, но они не могли видеть его. Он мог видеть своих жертв, но жертвы не видели его. Он наверняка некоторое время наблюдал за Мэри-Энн Николс, прежде чем напасть на нее. Он выжидал, пока степень ее опьянения достигнет апогея, и выбрал самый удобный момент.
Он мог преследовать ее в темноте, а потом посулить ей монетку и пойти следом за ней. А может быть, он вынырнул из темноты и набросился на нее совершенно неожиданно. Травмы, если они описаны достоверно, говорят о том, что убийца схватил ее сзади и рванул голову назад, а потом полоснул ножом по открытому горлу. Женщина могла прикусить язык, чем и объясняются ссадины, обнаруженные доктором Лльюэллином. Недостаточная глубина первой раны объясняется тем, что Мэри-Энн пыталась вырваться. Синяки на челюсти и лице могли появиться из-за того, что убийца схватил ее за лицо, нанося второй удар по шее. Второе ранение было настолько глубоким, что голова чуть не отделилась от тела.
Если убийца находился сзади, то кровь, брызнувшая из сонной артерии жертвы, не должна была испачкать его. Лишь немногие убийцы располагаются так, что кровь жертвы брызгает им в лицо, особенно если жертва может являться переносчиком болезней, в частности, передаваемых половым путем. Когда Мэри-Энн упала на спину, убийца перешел к остальным частям ее тела и задрал ее юбки. Женщина не могла кричать. Она не могла издавать никаких звуков, кроме невнятного бульканья. Кровь пузырилась на рассеченном дыхательном горле. Женщина могла вдохнуть собственную кровь и буквально утонуть в ней. Все это длилось несколько минут.
В отчетах коронера, в том числе и в документах, подготовленных доктором Лльюэллином, утверждается, что женщина «умерла мгновенно». Вряд ли это действительно так. Можно мгновенно умереть от выстрела в голову, но для того, чтобы истечь кровью, требуются минуты. Человек умирает от удушья и остановки всех функций тела, как при инсульте или остановке сердца. Очень возможно, что Мэри-Энн все еще была в сознании и видела, что происходило, когда убийца взрезал ее живот. Она могла быть жива даже тогда, когда он бросил ее тело во дворе, а сам ушел.
Роберт Манн жил в уайтчепелском работном доме. Он работал в морге и видел тело Мэри-Энн. Во время допроса, проведенного 17 сентября, Манн показал, что примерно в четыре утра полиция прибыла в работный дом и вытащила его из постели. Констебли сказали, что перед моргом лежит тело, которое нужно внести внутрь. Роберт Манн отправился с ними к тележке, стоявшей во дворе. Они внесли тело в морг. Инспектор Спратлинг и доктор Лльюэллин произвели беглый осмотр. Затем полиция уехала. Как вспоминал Манн, это произошло около пяти утра. Он запер дверь морга и отправился завтракать.
Через час или немного позже Манн и еще один обитатель работного дома по имени Джеймс Хэтфилд вернулись в морг и начали раздевать тело без присутствия полиции или других официальных лиц. Манн поклялся коронеру Бакстеру, что им никто не отдавал приказа не трогать тела. Он был уверен в том, что не совершает ничего противозаконного. Присутствовали ли при этом полицейские? Нет, скорее всего, нет. Но он может ошибаться. Он не может припомнить. Если полицейские утверждают, что они присутствовали, значит, так оно и было. Манн совсем запутался в показаниях. Как писали в «Таймс»: «Его показания вряд ли можно принимать на веру».
Уайн Бакстер был адвокатом и опытным коронером. Именно он два года назад проводил расследование дела Джозефа Меррика. Бакстер не терпел лжи в зале суда и нарушения протокола. Его раздражало то, что обитатели работного дома забрали одежду Мэри-Энн Николс. Бакстер дотошно допрашивал смущенного, запутавшегося Манна, который утверждал, что одежда Мэри-Энн не была ни разорвана, ни разрезана, когда тело привезли в морг. Они с Хэтфилдом сняли одежды с мертвого тела и обмыли ее до прихода доктора, чтобы ему не пришлось тратить время на подобные действия.
Ночлежники разрезали и разорвали одежду Мэри-Энн, чтобы ускорить процесс и облегчить свою задачу. На женщине было надето множество предметов, окровавленная одежда засохла. Было очень трудно стащить одежду с окостеневшего тела. Когда вызвали Хэтфилда, он в точности подтвердил все, что рассказал Манн. Оба работника открыли морг после завтрака. Когда они разрезали и снимали с мертвого тела одежду, рядом с ними никого не было.
Они обмыли тело, они были одни и не видели в своих действиях ничего противозаконного, что следовало бы скрывать. Из записи показаний Манна и Хэтфилда очевидно, что оба ночлежника были напуганы и озадачены. Они не понимали, в чем проблема, что они сделали не так. Морг работного дома не был приспособлен для проведения судебных экспертиз. Это было обыкновенное помещение, куда складывали тела умерших ночлежников, прежде чем похоронить их на кладбище для бедных.
Судебная медицина в 1888 году практически не существовала. Печальная истина заключается в том, что физических доказательств, которые могли быть собраны или уничтожены, в деле об убийстве Мэри-Энн Николс было очень мало. Однако незнание того, была ли одежда Мэри-Энн разрезана или разорвана, когда ее тело доставили в морг, это очень большое упущение следствия. Состояние одежды жертвы многое говорит об эмоциональном состоянии убийцы в момент совершения преступления.
Основываясь на описании тела Мэри-Энн на месте преступления, я считаю, что ее одежда была в беспорядке, но не была ни разорвана, ни разрезана. Только ранним утром 31 августа Потрошитель перешел на новый уровень насилия. Он задрал ее пальто, юбки и нижние юбки. А затем он сделал один разрез, потом «три или четыре» нисходящих надрезов и «несколько» поперек — изобразив некое подобие решетки. Завершили преступление несколько небольших разрезов на половых органах, а потом убийца исчез в темноте.
Не имея отчета о вскрытии и фотографий, очень трудно восстановить точную картину преступления, понять, как действовал и что чувствовал убийца. Раны могли быть рваными или достаточно аккуратными. Они говорили бы о ярости или о тщательном планировании убийства. Самоубийца, нанесший себе три или четыре неглубокие раны на запястье помимо одного глубокого разреза, повредившего вены, совсем непохож на того, кто сводит счеты с жизнью одним решительным движением.
Психиатры интерпретируют психическое состояние и эмоциональные потребности пациента по его поведению и описанию испытываемых им чувств. Патологоанатом может сделать такие же выводы по характеру повреждений на трупе, по тому, как человек был одет и где он умер. Умение слышать мертвых — уникальный дар, его развитие требует тщательной специальной подготовки. Язык тишины понять очень сложно, но мертвые никогда не лгут. Понять их трудно, и порой мы понимаем их неправильно или не успеваем найти их до тех пор, пока они еще что-то могут нам сообщить. Но уж если мертвые говорят, то их показания абсолютно достоверны. Иногда они продолжают говорить и после того, как превратятся в голые кости.
Если человек много выпил, а потом погиб в драке или автомобильной катастрофе, в его теле сохраняется определенный уровень алкоголя. Если мертвый был наркоманом, подсевшим на героин или кокаин, на его теле остаются следы уколов, а в моче, слезной жидкости и крови — следы метаболитов морфина и бензойлегонина. Если человек часто занимался анальным сексом, делал татуировки и пирсинг на гениталиях, если женщина сбривала волосы на лобке, потому что ее любовник воображал, что занимается сексом с девочкой, — все эти люди после смерти говорят о себе честно и открыто.