— Все в порядке? — спрашивает Люси.
Бентон не отвечает. Останавливается за телефонным столбом. Чувствует запах креозота. Фигура у забора смещается влево. Незнакомец идет через улицу.
— Ты на десять-четыре?
Бентон молчит. Незнакомец так близко, что он видит темное пятно лица, абрис шляпы, руки… Бентон выступает вперед и наставляет на него пистолет.
— Не двигаться. — Он говорит негромко, тоном, требующим внимания. — У меня девятимиллиметровый. Нацелен тебе в голову, так что лучше не шевелись.
Незнакомец (теперь Бентон уверен — это мужчина) замирает. И не издает ни звука.
— Отступи с дороги, но не в мою сторону. Влево. Медленно. Теперь опустись на колени и положи руки на голову. — Обращаясь уже к Люси, он говорит: — Я его взял. Подходи.
Как будто она совсем близко.
— Держись. — Голос напряженный. — Держись. Я уже иду.
Он знает, она далеко, так далеко, что ничем не сможет помочь, если вдруг возникнет проблема.
Незнакомец поднимает руки, смыкает пальцы на макушке, опускается на мокрый потрескавшийся асфальт и говорит:
— Пожалуйста, не стреляйте.
— Кто ты? Скажи кто.
— Не стреляйте.
— Кто ты? — Бентон повышает голос, перекрывая шум дождя. — Что здесь делаешь? Кто ты?
— Не стреляйте.
— Черт возьми, кто ты? Что делаешь в порту? Больше спрашивать не буду!
— Я знаю, кто вы. Я вас узнал. Я держу руки на голове, так что стрелять не нужно. — За шелестом струй Бентон различает акцент. — Как и вы, я здесь для того, чтобы поймать убийцу. Верно, Бентон Уэсли? Пожалуйста, уберите оружие. Это Отто Пома. Я здесь по той же причине, что и вы. Я капитан Отто Пома. Пожалуйста, опустите оружие.
«Таверна По» в нескольких минутах езды от дома Пита Марино. Почему бы не пропустить пару пива?
Дорога мокрая, черный асфальт блестит, и ветер несет запахи дождя, моря и болот. «Роудмастер» мчит его через темную сырую ночь. Марино понимает, что пить бы не надо, но как остановиться? Да и потом, кому какая разница? После того, что случилось, в душе его поселилась хворь, а вместе с ней пришло постоянное чувство ужаса. Пробравшийся в него монстр вылез наружу, явил себя, и то, чего он всегда боялся, теперь прямо перед ним.
Питер Рокко Марино не вправе называться достойным человеком. Подобно многим пойманным им преступникам, он считал, что лишь немногое в жизни его вина, что вообще-то он смел, благороден и добропорядочен. На самом же деле все обстоит наоборот. Он эгоистичен, испорчен и злобен. Он плохой. Очень плохой. Именно поэтому от него ушла жена. Именно поэтому полетела под откос карьера. Именно поэтому его ненавидит Люси. И именно поэтому он поломал самое лучшее, что имел за всю жизнь. Его отношения со Скарпеттой загублены навсегда. Он сам все испортил. Осквернил их. Предал ее — и не раз! — из-за того, в чем она никак не виновата. Она никогда его не хотела, да и с какой стати? Ее никогда к нему не тянуло. А разве могло? И вот он наказал ее.
Марино поддает газу. Скорость слишком велика, и дождь больно хлещет по лицу. Он спешит к Стрипу, как называет ночное заведение на Салливан-Айленд. Машины здесь паркуются как попало, каждый занимает любое свободное место. Мотоциклов нет — из-за погоды, — только автомобили. Он замерз, пальцы почти не разгибаются; ему больно, невыносимо больно и стыдно, и все это сдобрено немалой толикой горькой, ядовитой злости.
Марино стаскивает с головы бесполезный шлем, вешает его на руль и защелкивает замок. Мокрая кожа поскрипывает. Он входит в ресторан — некрашеные стены, вентиляторы под потолком, постеры с вороном и афиши едва ли не всех снятых по Эдгару Аллану По фильмов. В баре не протолкнуться. Сердце тяжело бухает и трепещет, как испуганная птица, когда взгляд натыкается на Шэнди — она сидит между двумя мужчинами. У одного из них на голове косынка — это тот, которого Марино чуть не пристрелил накануне. Шэнди треплется с ним, жмется к нему, трется о его руку.
Марино стоит у двери, роняя капли на истертый пол, оглядываясь, решая, что делать, а мёжду тем раны в его душе свербят, пухнут, и сердце колотится, как у лошади в галопе, где-то под шеей. Шэнди и парень в косынке пьют пиво и текилу и закусывают чипсами с острым соусом «чили кон куэсо». Марино всегда заказывал то же самое, когда приезжал сюда с Шэнди. Когда-то. В былые дни. Все. Кончено и забыто. Сегодня утром он не пользовался гормонным гелем. Выбросил, хотя и с неохотой, под насмешливо-злобный шепоток той твари, что сидит в потемках души. Надо же! Набраться наглости и прикатить сюда с другим! Да еще с этим! Смысл послания прост и предельно ясен. Она настраивала против Скарпетты. Она использовала его, чтобы угрожать ей. Как ни плоха Шэнди, как ни плох парень в косынке, как ни плохи они все — Марино хуже.
То, что пытались сделать они, не идет в сравнение с тем, что сделал он.
Не глядя в ту сторону, притворяясь, что не замечает, Марино подходит к бару. Странно, почему-то он не заметил на стоянке «БМВ» Шэнди. Наверное, припарковалась на боковой улочке — всегда беспокоилась, что кто-нибудь поцарапает дверцу. А где же тогда оставил свой чоппер парень в косынке? На память приходят слова Люси. Насчет того, что ездить на таком небезопасно. Она что-то устроила. А в следующий раз может устроить что-то и его мотоциклу.
— Что будешь? И где это тебя носило?
Барменше на вид лет пятнадцать — впрочем, в последнее время ему все молоденькие кажутся подростками.
То ли от огорчения, то ли по рассеянности он никак не может вспомнить ее имя. Вроде бы Шелли. А может быть, и Келли.
— «Бад-лайт». — Он наклоняется поближе. — Тот парень с Шэнди?
— Ну да, они и раньше здесь вместе бывали.
— С каких пор? — спрашивает Марино.
Барменша ставит кружку бочкового пива, а он кладет на стойку пятерку.
— Два по цене одного. Еще одно за мной, дорогуша. Да они тут постоянно обретаются. Думаю, с прошлого года. Мне так оба не нравятся, но это между нами. А как его зовут, не спрашивай — не знаю. Она не только с ним приходит. По-моему, замужем.
— Черта с два.
— Надеюсь, ты с ней порвал. Навсегда.
— Завязал, — говорит Марино, потягивая пиво. — Ничего и не было.
— Ничего, кроме неприятностей, так? — усмехается Шелли или Келли.
Он чувствует на себе взгляд Шэнди. Та отвернулась от парня в косынке, и теперь Марино раздумывает, не спала ли она и с ним все это время. Может, папаша оставил ее на мели и пришлось обчистить его дом. Мыслей много, и остается только пожалеть, что он не задумывался об этом раньше. Марино поднимает запотевшую кружку, пьет — она все смотрит. Глаза горят, как у полоумной. Может, подойти? Нет, не стоит.
Он знает, что ничего от них не добьется. Его только поднимут на смех. Шэнди толкает приятеля локтем в бок. Тот смотрит на Марино и ухмыляется — знает, что она никогда не была его женщиной. И с кем, черт возьми, она еще спит?