— Не понимаю, почему вы должны оставить ее у себя.
Эшли не дает покоя камера, а вот Мэдлиз куда больше беспокоится из-за оставшегося в машине бассета.
Стекло она немножко опустила, чтобы в салон попадал воздух, и, слава Богу, день сегодня не жаркий. Только бы не залаял. Мэдлиз уже успела полюбить щеночка. Бедненький. Через что только ему пришлось пройти. Она ежится, вспомнив, как пальцы наткнулись на липкую кровь у него на шерстке. Мэдлиз не может рассказать о бассете, хотя это и помогло бы объяснить, почему она отправилась на поиски владельца белого особняка. Если полицейские узнают, что этот несчастненький, милый песик у нее, они заберут его, а потом передадут в приют для бездомных животных или просто усыпят. Как Фрисби.
— Итак, искали хозяина дома. Вы сказали это несколько раз. И все же мне не совсем понятно, зачем вы его искали.
Взгляд Теркингтона снова останавливается на ней, перо повисает над бумагой — он записывает ее ложь.
— Такой красивый особняк, — говорит Мэдлиз. — Я хотела, чтобы Эшли снял его, но не знала, можно ли это делать без разрешения владельца, вот и решила его поискать. Думала, найду кого-нибудь у бассейна…
— В это время года народу там немного. Постоянно почти никто не живет — у хозяев тех домов есть и другие, в городе, а сдавать их они не желают.
— Так и есть, — соглашается Мэдлиз.
— Тем не менее вы решили, что в этом доме кто-то есть, потому что увидели что-то жарящееся на гриле?
— Верно.
— И как же вы увидели это с берега?
— Я увидела дымок.
— Вы увидели дымок от гриля и, может быть, ощутили запах жареного? — записывает следователь.
— Да.
— И что это было?
— Что было?
— Что жарилось на гриле?
— Мясо. Может быть, свинина. Может, курица.
— И вы решили войти в дом. — Он пишет, потом останавливается, поднимает голову и смотрит на нее. — Знаете, здесь я все равно никак не понимаю.
Эта часть рассказа у нее самая нескладная, как Мэдлиз ни старалась — лучше не получалось, Что еще нужно придумать, чтобы ложь походила на правду?
— Я уже говорила вам по телефону, что сначала искала хозяина, а потом забеспокоилась. Подумала, может, владелец, какой-нибудь богатый старичок, вышел приготовить барбекю, а у него вдруг сердечный приступ. Почему мясо на решетке, а поблизости никого? Я несколько раз позвала, спросила, есть ли кто-нибудь, а потом увидела, что дверь в прачечную открыта.
— Вы имеете в виду — не заперта.
— Да.
— Дверь рядом с окном, в котором одной стеклянной панели недоставало, а другая была разбита, — говорит Теркингтон, продолжая записывать.
— Да. В общем, я взяла и вошла, хотя и знала, что не имею права. Но я подумала, что, может быть, у владельца дома случился приступ и он лежит на полу, беспомощный.
— В том-то все и дело, — вступает Эшли, поглядывая то на следователя, то на камеру, — что перед каждым из нас в какой-то момент встает нелегкий выбор. Войти или остаться за порогом? И если остаться, как потом жить, узнав из газет, что кто-то так и не дождался помощи?
— Вы сияли дом на камеру, сэр?
— Я поснимал немного, пока ждал Мэдлиз. Так, красивые виды…
— Вы снимали дом, сэр?
— Дайте подумать. Да, наверное, немножко. В самом начале. Но показывать без разрешения не собирался, и если бы Мэдлиз его не получила…
— Понятно. Вы собирались получить разрешение на съемку дома, но сняли его и без разрешения.
— Если бы мы не получили разрешения, я бы стер запись, — уверяет Эшли.
— А самом деле? — Теркингтон пристально смотрит на него. — Ваша жена выбегает из дома перепуганная до смерти, уверенная, что там кого-то убили, а вам не приходит в голову ничего другого, как стереть запись, потому что вы не получили разрешения на съемку?
— Знаю, звучит странно, — вздыхает Мэдлиз. — Но важно другое: я никому ничего плохого не сделала.
— Когда она выскочила из дома, чуть ли не в слезах, перепуганная, я хотел сразу же позвонить в службу спасения, — объясняет Эшли. — Но мы с ней оба оставили дома телефоны.
— А тем, что в доме, воспользоваться не подумали?
— Нет! После того, что я там увидела… — Мэдлиз качает головой. — У меня было такое чувство, что он еще там!
— Он?
— Не знаю. Я никого не видела, но чувство было жуткое, словно кто-то следит за каждым моим шагом. Перепугалась, как никогда в жизни. Да я бы там секунды лишней не осталась. — Она роется в сумочке, достает салфетку.
— Мы сразу же поспешили вернуться домой, а там у нее началась истерика, — говорит Эшли. — Мне пришлось ее успокаивать. Плакала как ребенок, мы даже теннис пропустили. В конце концов я предложил ей лечь, а обсудить все уже утром. Сказать по правде, я не очень-то ей и поверил. У нее, знаете ли, то еще воображение. Читает все эти книжки про мистику, ни одного детективного сериала не пропускает. Но в ту ночь она так плакала, что я уже забеспокоился. Думаю: а что, если там действительно что-то такое? Тогда и позвонил вам.
— Позвонили. Но только после тенниса, — напоминает Теркингтон. — Говорите, супруга расстроилась, тем не менее утром вы сходили на теннис, вернулись домой, приняли душ, переоделись, уложили вещи в машину и только потом удосужились позвонить в полицию. Полагаете, у меня есть основания верить вам?
— А почему, как вы думаете, мы вернулись в Чарльстон за два дня до срока? Мы планировали этот отдых целый год! — горячится Эшли. — Как по-вашему, мы можем рассчитывать на компенсацию? Если бы вы позвонили в агентство и объяснили ситуацию…
— Если вы поэтому обратились в полицию, то мне придется вас разочаровать — зря потратили время.
— Я бы не хотел оставлять вам камеру. То немногое, что было записано возле особняка, я уже стер. Там и смотреть-то не на что. Сценка секунд на десять. Мэдлиз стоит на фоне дома и говорит что-то своей сестре.
— Значит, с вами и ее сестра была?
— Нет. Просто Мэдлиз обращалась к ней, говорила на камеру. Не думаю, что вам будет какая-то польза от записи, которую я стер.
Стереть запись его заставила жена — из-за бассета. Он успел записать, как она нежничает со щенком.
— Может быть, просмотрев запись, я бы увидел дымок от барбекю, — говорит Теркингтон. — Вы ведь сказали, что заметили его с берега, так? А значит, если снимали дом, то на записи должен быть виден и дым, верно?
Эшли застигнут врасплох.
— Я… э… нет, дыма там не видно. Я в ту сторону камеру не оправлял. Может, просто посмотрите прямо сейчас и вернете? Тут ведь и нет ничего, только Мэдлиз да несколько сценок, записанных раньше. И я не понимаю, почему должен оставлять вам камеру.