— Могу вас успокоить. Люси в Филадельфии и, наверное, разрывается между новой квартирой и работой.
Некоторое время мы молчали, и разговор заменяла звучащая из динамиков музыка. Макговерн свернула на окружную дорогу в объезд Балтимора, а мои мысли повернули к студентке медицинского колледжа, погибшей при подозрительных обстоятельствах.
— Тьюн, у вас много детей?
— Сын.
Судя по тону, тема эта не вызывала у нее радостных чувств.
— Сколько ему? — спросила я.
— Двадцать один год.
— Живет где-то неподалеку?
Повернувшись к окну, я смотрела на дорожные знаки, обозначающие въезд на балтиморские улицы, хорошо знакомые мне по временам, когда я изучала медицину в колледже Джона Хопкинса.
— Сказать по правде, я не знаю, где он живет, — ответила после паузы Макговерн. — Мы никогда не были особенно близки. Сомневаюсь, что кто-либо вообще был когда-то близок с ним. Или имел желание сблизиться. Он не из тех, общение с кем доставляет большое удовольствие.
Я не решилась расспрашивать, но ее потянуло выговориться.
— Я поняла, что с ним что-то не так, еще тогда, когда в десять лет Джо потянуло к алкоголю. Он залезал в бар, пил джин, водку, все, что попадалось, а в бутылки подливал воду, думая, что мы ничего не заметим. К шестнадцати годам он уже превратился в завзятого алкоголика и несколько раз проходил курс лечения. Потом начались другие проблемы: драки, воровство, аресты. Не одно, так другое. В девятнадцать лет Джо ушел из дома, некоторое время скитался поблизости, а потом вообще прекратил всякие контакты. Не знаю, может быть, мой сын живет где-то на улице.
— Тяжелая у вас жизнь, — сказала я.
Глава 14
В семь часов вечера Макговерн высадила меня у отеля «Шератон» на Сосайети-Хилл, где в это самое время остановились «Атланта брейвс». Поклонники и поклонницы, юные и не очень, в бейсбольных курточках и шапочках толпились в коридорах и барах с приготовленными для автографов огромными фотографиями своих героев. Какой-то мужчина с ошалелыми глазами остановил меня в тот самый момент, когда я прошла через вращающуюся дверь.
— Вы их видели? — спросил он, дрожа от возбуждения.
— Кого?
— Их! «Брейвс»!
— А как они выглядят?
Потом я отстояла в длинной очереди, думая только о том, как бы поскорее забраться в ванну. В Филадельфию мы прибыли с двухчасовым опозданием — к югу от города столкнулись пять легковушек и фургон, и все шесть полос были усеяны битым стеклом и кусками искореженного металла. Было уже поздно, и мне не хотелось тратить еще час на поездку в окружной морг, который вполне мог обойтись без меня до утра. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, я просунула пластиковую карточку в электронный замок и вошла в номер. Окна выходили на реку Делавэр с неподвижными мачтами стоящей у пристани Пенна «Мошулу».
Мигающий огонек автоответчика извещал о поступлении сообщений, и я, нажав кнопку, услышала записанный голос Бен-тона. Он собирался остановиться в этом же отеле и обещал прибыть, как только вырвется из Нью-Йорка. Ожидать его следовало к девяти. Люси оставила свой новый номер телефона, но еще не знала, сможем мы увидеться или нет. Марино просил перезвонить — у него появилась для меня какая-то информация. Фил-динг поделился последней новостью: Куины выступили в вечерней телепрограмме с заявлением о том, что подают в суд на службу судмедэкспертизы и на меня лично за нарушение закона об отделении церкви от государства и причинение непоправимого морального ущерба.
Я села на край кровати и сняла туфли. На колготках образовалась затяжка, так что их пришлось отправить в мусорную корзину. Белье из-за долгой носки словно въелось в кожу, а волосы, так по крайней мере мне казалось, пропахли запахом вареных человеческих костей.
— Черт! — раздраженно пробормотала я. — Что же это за жизнь?
Я стащила костюм, блузку и все остальное и бросила тряпки на кровать. Потом закрыла дверь на защелку и начала наполнять ванну. Мерный шум льющейся воды действовал успокаивающе, пенный гель распространял аромат спелой малины. Я не знала, с каким чувством встречу Бентона. Любовники, коллеги, друзья — все эти аспекты наших отношений соединились, смешались, как картины на песке. То, что получилось в результате, напоминало сложный и хрупкий узор мягких оттенков и тонких линий.
Он позвонил, когда я вытиралась.
— Извини, что так поздно, — сказал Бентон.
— Как ты?
— Сходим в бар?
— Там, наверное, шумно. Здесь остановились «Брейвс».
— "Брейвс"?
— Почему бы тебе не прийти в мой номер? У меня мини-бар.
— Буду через пару минут.
Как обычно на работе, Бентон был в темном костюме и белой рубашке, которые несли на себе отпечаток тяжелого дня. Ему очень не помешало бы побриться. Он обнял меня, и мы долго стояли, не говоря ни слова.
— От тебя пахнет фруктами.
— Мы собирались отдыхать в Хилтон-Хед, — пробормотала я. — А оказались в Филадельфии. Как это случилось?
— Теперь уже не разобраться.
Он отстранился, снял пиджак, повесил его над кроватью и открыл мини-бар.
— Как обычно?
— Немного «Эвиана».
— А вот мне надо что-нибудь покрепче. — Бентон откупорил бутылку «Джонни Уокера». — Пожалуй, двойной будет даже лучше. И к черту лед.
Он передал мне «Эвиан», выдвинул стул и сел к столу. Я поправила подушки и устроилась на кровати.
— Что не так? — спросила я. — Помимо прочего?
— Обычные проблемы, возникающие, когда АТО и ФБР сходятся на одном деле, — ответил Бентон, делая глоток. — Лишний раз убеждаюсь, что правильно сделал, подав в отставку.
— Что-то ты не очень похож на отставника, — усмехнулась я.
— Это уж точно. Мало мне было одной Кэрри, так они еще и это убийство подкинули. Честно говоря, у АТО и своих спецов хватает. Не думаю, что Бюро стоит повсюду совать свой нос.
— Это ты мне рассказываешь, Бентон? Мне трудно представить, чем они могут оправдать свое вмешательство, если только не объявят, что смерть той женщины — дело рук террористов.
— Объяснение у них есть. Возможная связь с убийством в Уоррентоне. Ты и сама знаешь. Позвонили в полицию штата, пообещали всю возможную помощь, и вот я уже здесь. На месте пожара уже побывали два агента, и в результате все недовольны, все чувствуют себя обиженными.
— Послушай, Бентон, мы ведь все на одной стороне. Отчего же так получается?
Мы обсуждали эту тему не раз, и все же каждый новый случай отзывался во мне всплеском злости.