— У них такое практикуется? — уточнила я.
— Да, если клиенту нужна какая-то особая лента в количестве как минимум пятьсот рулонов. Существуют сотни разновидностей, о которых нам ничего не известно, пока они не всплывут подобным образом.
— Вы не могли бы пояснить на примере, кому может понадобиться свой, особый сорт клейкой ленты? — продолжала выспрашивать я.
— Знаю, что ее заказывают автогонщики в том числе, — ответил Ричардс. — Ричард Петти, скажем, для своей пит-команды выбрал красную и голубую, а Даррел Уолтрип — желтую. У «Шаффорд Миллс» несколько лет назад был клиент, строительный подрядчик, которому вконец осточертело, что рабочие тащат дорогую ленту домой, и он заказал ярко-фиолетовую. Ну, понимаете — если кто-нибудь замотает такой трубу или заклеит дырку в детском бассейне, сразу будет видно, что лента краденая.
— Может быть, и наша приобреталась с такой же целью — чтобы ее не воровали? — предположила я.
— Вполне возможно, — согласился Ричардс. — Кстати, забыл упомянуть, она еще и огнестойкая.
— А это необычно? — спросил Уэсли.
— В высшей степени, — ответил Ричардс. — У меня применение подобной ленты ассоциируется разве что с самолетами и подлодками, но вряд ли есть причины использовать там именно ярко-оранжевую. Я, во всяком случае, их не вижу.
— Зачем вообще кому-то может понадобиться лента такого цвета? — подумала я вслух.
— Вопрос вопросов, — пожал плечами Картрайт. — У меня из ярко-оранжевого всплывают в памяти только охотничьи куртки и дорожные ограничители.
— Вернемся к тому, каким образом убийца связывал миссис Стайнер и ее дочь, — предложил Уэсли. — Что вы можете рассказать о том, как это происходило?
— На концах некоторых полос ленты мы нашли следы лака — по-видимому, мебельного, — сказал Ричардс. — Кроме того, порядок, в котором их оторвали от рулона, не совпадает с тем, в каком преступник опутывал ими запястья и лодыжки матери. Получается, сперва он надергал сколько могло понадобиться и, вероятно, прилепил куски к краю какого-то предмета обстановки. Когда он начал связывать миссис Стайнер, они были у него под рукой — оставалось только брать один за другим.
— Только не подряд, а как попало, — кивнул Уэсли.
— Точно, — подтвердил Ричардс. — Я пронумеровал их в соответствии с тем, в какой последовательности он опутал ими мать, а затем дочь. Хотите взглянуть?
Мы согласились.
До самого вечера мы с Уэсли просидели в отделе исследования материалов, среди газовых хроматографов, масс-спектрометров, дифференциальных сканирующих калориметров и прочих устрашающих аппаратов, используемых для химического анализа веществ, определения температуры плавления и тому подобного. Я пристроилась у портативного детектора взрывчатки, слушая Ричардса, продолжавшего свой доклад о необычной клейкой ленте, которой связали Эмили и ее мать.
Он рассказал, что с помощью горячего воздуха ему удалось разделить то, что доставили из полицейского участка Блэк-Маунтин, на семнадцать отрезков от восьми до девятнадцати дюймов длиной. Он поместил сегменты на толстый лист прозрачного винила и пронумеровал их как в том порядке, в каком преступник отрывал ленту от рулона, так и в том, в каком использовал, связывая свои жертвы.
— С теми, которые были на матери, — полный разброд, — объяснял он. — Вот эта полоса должна идти первой, а на самом деле оказалась последней. А вот эту оторвали второй, но стала она в итоге не второй, а пятой. С девочкой дело обстояло совсем по-другому. Все семь кусков у нее на запястьях намотаны в полном соответствии с тем, как они располагались в рулоне.
— Видимо, ребенка легче было контролировать, — заметил Уэсли.
— Похоже на то, — согласилась я и обратилась к Ричардсу: — А на фрагментах ленты, снятых с тела девочки, тоже обнаружены частицы мебельного лака?
— Нет, — ответил он.
— Интересно, — произнесла я. Эта деталь меня по-чему-то насторожила.
Жирные следы на ленте мы оставили напоследок. Их состав определили как «углеводороды», то есть, говоря проще, обычное машинное масло. Такой вывод не давал нам ни малейшей зацепки — масло, как известно, везде масло. Попасть на ленту оно могло откуда угодно — хоть с грузовика, проезжавшего через Блэк-Маунтин откуда-нибудь из Аризоны.
12
В половине пятого мы с Уэсли поехали в «Ред Сэйдж». Для алкоголя было рановато, но и он, и я, снова оказавшись наедине, чувствовали себя будто не в своей тарелке.
После той ночи я избегала встречаться с ним глазами, надеясь, что он первым заговорит об этом. Мне не хотелось думать, что произошедшее имело значение только для меня.
— У них есть бочковое пиво из мини-пивоварни, — сказал он, пока я просматривала меню. — Если ты любитель — рекомендую.
— Будь сейчас лето и отработай я пару часов на жаре — тогда еще можно утолить жажду или запить кусок пиццы, — ответила я, слегка задетая тем, что он не знает моих привычек. — А так я пива не люблю и раньше никогда не любила. Пью, только если нет ничего другого, и то без особого удовольствия.
— Не вижу причины из-за этого злиться.
— Вовсе я не злюсь.
— А по голосу не скажешь. И еще ты избегаешь смотреть на меня.
— Со мной все в порядке.
— Эмоции и чувства людей — мой профиль, и сейчас для меня очевидно, что с тобой не все в порядке.
— Твой профиль — эмоции и чувства маньяков и психопатов, — огрызнулась я. — Это не относится к главным судмедэкспертам женского пола, которые не преступают закон, а просто хотят расслабиться после длинного утомительного дня, проведенного за анализом дела об убийстве ребенка.
— Между прочим, в этот ресторан очень нелегко попасть.
— И я могу понять почему. Спасибо за предпринятые усилия.
— Пришлось кое на кого надавить.
— Я не сомневаюсь.
— Закажем вино к ужину. Кстати, не ожидал, что у них есть калифорнийское «Опус Уан». Может, оно поднимет тебе настроение?
— Оно не стоит своих денег, к тому же тяжеловато, наподобие бордо, и пить его просто так не стоит, а ужинать я тут не собиралась. У меня вообще-то самолет через два часа. Я, пожалуй, возьму бокал каберне.
— Как хочешь.
Если б я сама знала, чего хочу и что мне сейчас нужно!
— Завтра я отправляюсь в Эшвилл, — продолжал Уэсли. — Если останешься сегодня в Вашингтоне, могли бы полететь вместе.
— Зачем тебе туда возвращаться?
— Полиция Блэк-Маунтин запросила нашего содействия еще до того, как Фергюсон погиб, а Мот слег с инфарктом. Уж поверь, сейчас они в панике и с радостью примут любую помощь. А я обещал им, что мы сделаем все, что в наших силах. Если понадобится, я и других агентов привлеку.