— Но сделала. Вопрос — почему?
— Ну и почему же? — спросила я, едва сдерживая слезы.
— Деньги. Других догадок у меня нет.
— Это просто смешно. За деньгами она всегда может обратиться ко мне.
— Кей, — Уэсли наклонился вперед, положив сцепленные в замок руки на стол, — ты вообще представляешь, сколько стоит такая информация?
Я молчала.
— Представь, например, что в ТИКе разработано подслушивающее устройство, которое отфильтровывает все помехи и способно записывать любой разговор в любой части света, — кто им тут же заинтересуется? А подумай, кому могут понадобиться подробные сведения о наших методах «быстрого» программирования, или системе тактических спутников, или, если уж на то пошло, о разрабатываемом Люси интеллектуальном программном обеспечении?..
Я слабо приподняла руку, останавливая его.
— Хватит, — едва вымолвила я, судорожно втягивая в себя воздух.
— Может, ты мне скажешь, в чем причина? — спросил он. — Ты знаешь Люси лучше, чем я.
— Я уже не уверена, что вообще ее знаю, Бентон. Понять не могу, из-за чего она решилась на такое.
Он помолчал, смотря в сторону, потом снова взглянул на меня.
— Тебя обеспокоило то, что она употребляет спиртное. Ты не могла бы объяснить подробнее почему?
— Люси не умеет ничего делать вполсилы, и, могу предположить, к выпивке это тоже относится. Она во всем или первая, или последняя. — Говоря это, я чувствовала, что только укрепляю подозрения Уэсли.
— Понятно, — произнес он. — У нее в семье были случаи алкоголизма?
— Я начинаю думать, что они во всех семьях бывали, — с горечью ответила я. — Но здесь все определенно: ее отец — алкоголик.
— Ты имеешь в виду мужа твоей сестры?
— Он был им очень недолго. Ты же знаешь, Дороти четыре раза выходила замуж.
— Тебе известно, что Люси не всегда ночевала в общежитии?
— Нет, неизвестно. А что насчет той ночи, когда произошел взлом? Она ведь и в комнате не одна, и в смежных тоже живут.
— И все же она могла выскользнуть, когда все спали, так что наверняка ничего утверждать нельзя. Вы с ней в последнее время ладили? — спросил он, помолчав.
— Не особенно.
— Кей, а не могла она сделать что-то в этом роде назло тебе?
— Нет, — отрезала я, вдруг разозлившись на него. — И меньше всего я сейчас хочу, чтобы ты меня использовал для составления психологического портрета моей племянницы.
— Кей, — сказал он более мягко, — мне не меньше твоего хочется, чтобы это было неправдой, ведь именно я рекомендовал ее в ТИК, именно я продвигал ее назначение сюда после выпуска из университета. Думаешь, мне сейчас легко?
— Должно быть какое-то другое объяснение случившегося.
Он медленно покачал головой.
— Даже если бы кто-нибудь узнал, например, ее пин-код, он не смог бы войти внутрь — электронный замок не открылся бы без отпечатка ее пальца.
— Тогда получается, она хотела, чтобы ее поймали, — произнесла я. — Ей ведь, как никому другому, известно, что при заходе в файлы, доступ к которым ограничен, в системе сохранится время начала и окончания работы с ними, произведенные действия и прочее.
— Согласен. Она действительно не могла этого не знать, и поэтому меня прежде всего интересуют ее мотивы. Другими словами, что она пыталась доказать или кому хотела навредить?
— Бентон, — спросила я, — что с ней будет?
— ОСР проведет официальное расследование, — ответил он. ОСР — отдел служебных расследований — соответствовал в Бюро полицейской службе собственной безопасности.
— И если выяснится, что она виновна?
— Зависит от того, будет ли доказано, что она похитила какие-то данные. Если да, значит, она совершила тяжкое преступление.
— А если нет?
— Опять же все зависит от того, что выяснит ОСР. Впрочем, даже в самом лучшем случае можно абсолютно точно сказать, что после взлома системы защиты ее сотрудничество с ФБР закончено, — сказал он.
У меня пересохло во рту.
— Ее это просто убьет, — с трудом выговорила я.
Глаза Бентона подернулись пленкой усталости и разочарования. Я знала, как он любит мою племянницу.
— На время расследования, — продолжал он все тем же ровным тоном, каким говорил на разборе дел, — ей нельзя оставаться в Квонтико. Ее уже предупредили, чтобы она собирала вещи. Может быть, она пока поживет у тебя в Ричмонде?
— Разумеется, но ты же знаешь, что я не смогу все время быть там.
— Мы не помещаем ее под домашний арест, Кей, — пояснил он. В темных глубинах его зрачков едва заметно промелькнула теплая искорка.
Он поднялся.
— Вечером я отвезу ее в Ричмонд, — сказала я, тоже вставая со своего места.
— Надеюсь, с тобой все в порядке, — произнес он. Я поняла, что он имеет в виду, зная в то же время, что не могу сейчас думать об этом.
— Да, спасибо, — ответила я, пытаясь собрать путавшиеся мысли.
Люси снимала белье с кровати в своей комнате. Как только я появилась в дверях, она тут же повернулась ко мне спиной.
— Тебе помочь? — спросила я.
— Не надо, — ответила она, засовывая простыню в наволочку. — У меня все под контролем.
Обстановка комнаты Люси в Вашингтоне ограничивалась казенными односпальными кроватями, парой столов и дешевыми стульями из шпона под дуб — довольно уныло, с точки зрения человека успешного и преуспевающего, но для общежития вовсе даже неплохо. «Где, интересно, все ее соседи, и в курсе ли они того, что произошло», — подумала я.
— Вообще посмотри, все ли я забрала из платяного шкафа, — бросила Люси. — Вон тот, справа. Ящики тоже проверь.
— Ничего, кроме вешалок. Такие красивые, обитые тканью — твои?
— Да, это мамины.
— Тогда их тоже, наверное, надо взять.
— Нет уж. Пусть достанутся следующей идиотке, попавшей в эту дыру.
— Люси, — сказала я, — вины Бюро здесь нет.
— Все равно несправедливо. — Она встала на чемодан коленями, чтобы застегнуть его. — Как же презумпция невиновности?
— По закону ты действительно невиновна, пока не доказано обратное. Однако вполне естественно, что, пока в деле со взломом охранной системы все не прояснится, ты не сможешь работать в академии, на объектах с ограниченным допуском. Кроме того, тебя ведь не поместили под арест, а просто попросили покинуть Квонтико на какое-то время.
Она повернулась ко мне. Глаза у нее были красные и усталые.
— Да уж, «на какое-то время». Скажи уж прямо — навсегда.