— Я принесу вам попить. — Марино поднялся и вышел из комнаты. Меня поразило то, как свободно он вел себя с хозяйкой и как хорошо ориентировался в доме — крайне для него необычно. Мое беспокойство росло.
— Миссис Стайнер, — мягко произнесла я, слегка наклонившись к ней с дивана. — Травма кошки не была душевной. У нее сломана шея.
— Что вы хотите сказать? — Опустив руки, она глубоко, прерывисто втянула в себя воздух. Ее покрасневшие глаза, слегка расширившись, пристально смотрели на меня.
— Она погибла насильственной смертью.
— Значит, под машину попала. Такая жалость. Я с самого начала этого боялась — так и говорила Эмили.
— Нет, машина ее не сбивала.
— Думаете, собаки загрызли?
— Собаки здесь тоже ни при чем, — ответила я. Вернулся Марино, неся в руках бокал с чем-то — кажется, с белым вином. — Кто-то убил ее. Намеренно.
— Откуда вы знаете? — в ужасе спросила миссис Стайнер, взяв дрожащими руками вино и поставив на столик рядом с креслом.
— Исследование показало, что ей свернули шею, — объяснила я все тем же тихим голосом. — Я понимаю, что такие подробности для вас крайне тяжелы, но вы должны знать правду, чтобы помочь нам найти того, кто это сделал.
— Как вы думаете, кто мог расправиться с котенком Эмили? — Марино снова сел, подавшись вперед и опершись руками о колени. Весь его вид показывал, что на него можно положиться и что с ним хозяйка дома может чувствовать себя в безопасности.
Она взяла бокал и, пытаясь успокоиться, сделала несколько неуверенных глотков.
— Были какие-то звонки… — Глубокий вдох. — Посмотрите, у меня все ногти синие. Я просто ходячая развалина. — Она вытянула вперед руку. — Никак не могу в себя прийти. И уснуть не могу. Просто не знаю, что делать. — Из глаз у нее снова полились слезы.
— Ничего, Дениза, ничего, — мягко сказал Марино. — Не спешите. Мы никуда не торопимся. Так что за звонки?
— В основном звонили мужчины, — утерев слезы, продолжила она. — Кажется, одна женщина, она сказала — если б я была хорошей матерью и следила за дочкой, такого бы… А еще какой-то мальчишка — баловался, наверное. Он что-то такое говорил, ну… Как будто он видел Эмили на велосипеде, уже после… В общем, неправда, конечно. Был и другой, взрослее. Тот сказал, что дело еще не кончено.
Она сделала еще пару глотков.
— «Дело еще не кончено»? — переспросила я. — А больше он ничего не говорил?
— Не помню. — Она устало прикрыла глаза.
— Когда он звонил? — спросил Марино.
— Вскоре после того, как ее нашли. Там, около озера. — Миссис Стайнер снова протянула руку за бокалом и, задев, опрокинула его.
— Ничего страшного. — Марино резко поднялся. — Мне надо покурить.
— Вам известно, что он имел в виду? — обратилась я к Денизе.
— Я поняла, что он говорит о случившемся. О том, кто это сделал. По-моему, он имел в виду, что не остановится на совершенном. И думаю, именно на следующий день я нашла кошечку на крыльце. Капитан, вы не могли бы сделать мне бутерброд с арахисовым маслом или сыром? Кажется, у меня сахар в крови падает, — попросила она, словно не замечая опрокинутого бокала и лужицы пролитого вина на столике.
Марино вышел из комнаты.
— Человек, который ворвался в дом и забрал вашу дочь, — спросила я, — он что-нибудь говорил вам?
— Он сказал, что если я не буду подчиняться его приказаниям, он меня убьет.
— Значит, вы слышали его голос?
Она кивнула, покачиваясь в кресле и не отрывая от меня глаз.
— Он был похож на тот голос по телефону, о котором вы сейчас говорили?
— Не знаю. Может быть, и был. Сложно сказать.
— Миссис Стайнер…
— Зовите меня Денизой, — перебила она, все так же пристально смотря на меня.
— Что еще вы можете припомнить о мужчине, который проник в дом и связал вас?
— Вы хотите установить, был ли это человек, убивший мальчика в Виргинии?
Я промолчала.
— Я в одном журнале видела фотографии ребенка и его семьи. Помню, еще подумала тогда — какой ужас, каково же матери. Когда умерла Мэри-Джо, я была сама не своя. Я и представить не могла, что мне снова придется пройти через такое.
— Мэри-Джо — это ваша дочь, которая скончалась от внезапной остановки дыхания?
Заинтересованность мелькнула в ее глазах из-под темной пелены боли. Видимо, ее поразило или по меньшей мере показалось странным, что мне известна эта информация.
— Она умерла в нашей постели. Я проснулась, а малютка лежит рядом с Чаком и не дышит.
— Чак — ваш муж?
— Я сперва уж думала, что он случайно повернулся и придавил ее во сне. Но мне сказали, что муж ни при чем, что это синдром внезапной детской смерти, СВДС.
— А сколько было Мэри-Джо? — спросила я.
— Только-только сравнялся годик, — произнесла она, сдерживая слезы.
— Эмили тогда уже родилась?
— Она появилась на свет через год, и мне все казалось, что и с ней произойдет то же самое — она была такой слабенькой, постоянно мучилась коликами. Доктора опасались, что она страдает остановками дыхания во сне, надо было постоянно проверять, дышит ли она. До сих пор помню, как днем я бродила словно зомби, потому что почти не спала ночами, то и дело вскакивала к ней, и так каждую ночь. Жила словно в кошмаре.
На секунду миссис Стайнер прикрыла глаза, покачиваясь в кресле. На лбу у нее залегли горькие морщины, руки крепко сжимали подлокотники.
Я поняла, почему Марино не захотел присутствовать при нашей беседе и вышел — его переполнял гнев. Похоже, он стал заложником своих эмоций, и я боялась, что от него теперь будет мало толку.
Миссис Стайнер открыла веки и посмотрела мне в глаза.
— Он многих убил, а теперь вот и сюда добрался, — произнесла она.
— Кто? — Я отвлеклась на свои мысли, и не сразу поняла, о чем она.
— Темпл Голт.
— Мы не знаем наверняка, что к преступлению причастен Голт, — сказала я.
— Я знаю, это он.
— Почему вы так думаете?
— Из-за того, что он сделал с моей Эмили и с тем мальчиком. Все совпадает. — По ее щеке скатилась слеза. — Знаете, мне, наверное, надо опасаться, что следующей жертвой стану я сама, но мне все равно. Что у меня осталось в жизни?
— Мне искренне жаль, — сказала я со всей возможной теплотой. — Вы не могли бы припомнить что-нибудь еще о том, что произошло в то воскресенье? Я имею в виду первое октября.
— Утром мы, как всегда, ходили в церковь. Потом воскресная школа. После обеда Эмили оставалась в своей комнате — занималась на гитаре, еще что-то делала. По правде говоря, я ее почти не видела. — Она невидяще смотрела перед собой, вспоминая.