— Я правильно понимаю, что он занимался этим, сидя на стуле? — спросил Марино, смотря на кусок шнура под потолком.
— Да, — ответила я.
— То есть он онанировал и свалился с него?
— Возможно также, что он потерял сознание и соскользнул со стула, — предположила я.
Марино подошел к окну и наклонился над стоявшим на подоконнике бокалом с янтарной жидкостью.
— Бурбон, — сообщил он. — Чистый или почти чистый.
Ректальная температура составляла 32,8 градуса, что вполне отвечало предположительному времени наступления смерти — около пяти часов назад — и условиям, в которых находилось тело. В мелких мускулах началось трупное окоченение. Резервуар на конце презерватива с пупырышками был пустым. Я проверила упаковку на тумбочке — не хватало только одного. Фиолетовая обертка из фольги нашлась в плетеной корзине для мусора, стоявшей в туалете.
— Интересно, — сказала я.
— Что именно? — отозвался Марино, просматривавший содержимое комодов.
— Я как-то считала, что презерватив он бы стал надевать в последнюю очередь, уже подготовив все остальное.
— Ну, в общем-то вполне логично.
— Тогда обертка должна была бы валяться рядом с телом, разве нет? — Я как можно осторожнее вытащила ее из мусора и положила в пластиковый пакет.
Марино ничего не ответил, и я добавила:
— Думаю, все зависит от того, что он сделал сперва — надел удавку или спустил трусы.
Я вернулась в спальню. Марино продолжал рыться в ящиках, то и дело оглядываясь на тело со смешанным выражением недоверия и отвращения на лице.
— А я-то думал, что хуже нет, как дать дуба, сидя на толчке, — выдал он.
Я бросила взгляд на торчащий из потолка крюк. Определить, как давно его туда ввернули, не представлялось возможным. Я хотела спросить Марино — не обнаружил ли он других порнографических материалов, как вдруг из коридора послышался глухой удар.
— Какого черта?.. — вскинулся Марино и рванул к двери. Я бросилась следом.
Мот неподвижно лежал ничком на ковре у лестницы. Я опустилась на колени, перевернула тело и взглянула на посиневшее лицо.
— Остановка сердца! Беги за подмогой!
Марино загрохотал вниз по лестнице.
Я выдвинула нижнюю челюсть Мота, чтобы дыхательные пути оставались свободными. Пульс на шее не прощупывался. Прекардиальный удар не помог. Я начала непрямой массаж сердца — надавила на грудь один, два, три, четыре раза, потом запрокинула ему голову и выдула воздух в рот. Грудь поднялась. Еще раз-два-три-четыре-выдох.
Я поддерживала ритм в шестьдесят нажатий в минуту. У меня самой сердце билось как сумасшедшее, пот катился по вискам, а руки были будто налиты свинцом. На третьей минуте я наконец услышала взбегавших наверх парамедиков и полицейских. Меня подхватили под локоть и оттеснили в сторону. Теперь уже другие руки, обтянутые медицинскими перчатками, ловко подсоединяли трубки и подвешивали капельницу для внутривенного вливания. То и дело слышались громкие, отрывистые распоряжения и сообщения о состоянии пациента, делавшиеся с обычным бесстрастием реанимационных бригад.
Стоя у стены и пытаясь отдышаться, я заметила невысокого блондина в костюме для гольфа, смотревшемся здесь довольно-таки нелепо. Мужчина наблюдал за происходившим наверху с лестничной площадки и, несколько раз взглянув в мою сторону, наконец решился обратиться ко мне.
— Доктор Скарпетта?
На серьезном, дочерна загорелом лице белым оставался только лоб, который, по-видимому, прикрывал козырек бейсболки. Я подумала, что «кадиллак» перед домом скорее всего принадлежал именно ему.
— Да?
— Джеймс Дженретт, — представился он, подтверждая мою догадку. — Как вы? — Он вытащил из кармана аккуратно сложенный платок и подал его мне.
— Все в порядке. Очень рада, что вы здесь, — ответила я совершенно искренне. Мой последний пациент явно нуждался в квалифицированном специалисте с докторской степенью. — Думаю, я могу доверить лейтенанта Мота вашим заботам. — Трясущимися руками я отерла лицо и шею.
— Разумеется. Я поеду в клинику вместе с ним. — Дженретт протянул мне свою карточку. — Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, свяжитесь со мной по пейджеру.
— Вскрытие Фергюсона будет проводиться завтра? — спросила я.
— Да. Если захотите ассистировать, буду только рад. Тогда все и обсудим. — Он взглянул вниз.
— Обязательно приду. Спасибо. — Я с трудом выдавила улыбку.
Дженретт вслед за носилками спустился по лестнице и вышел из дома, а я вернулась в спальню. Из окна я увидела, как в пульсирующем кроваво-красном свете маячка Мота грузят в «скорую». Неизвестно еще, выживет ли. Я остро ощущала присутствие тела Фергюсона в жестком бюстгальтере и обмякшем презервативе, и в то же время все происходящее казалось каким-то нереальным.
Хлопнули задние дверцы «скорой». Сирена коротко, как бы протестующе, взвыла и загудела. Я не знала, что Марино тоже уже в комнате, пока он не тронул меня за руку.
— Кац подъехал, — сообщил он.
Я медленно повернулась.
— Понадобятся еще люди, — сказала я.
4
О том, что на коже человека могут сохраняться отпечатки пальцев, в теории было известно достаточно давно. Однако до сих пор вероятность обнаружить их на практике оставалась настолько малой, что в большинстве случаев никто и не пытался их выявить.
Кожа, как материал пластичный и пористый, в этом отношении довольно-таки проблемна. Дополнительную сложность создают содержащиеся на ней влага и жир, а также волоски. Даже в тех редких случаях, когда на коже жертвы сохранялся несмазанный отпечаток, принадлежавший преступнику, папиллярный рисунок был слишком хрупким, чтобы выдержать испытание временем или непогодой.
Доктор Томас Кац, эксперт в области судебной медицины, с маниакальным упорством занимался этим трудноуловимым видом доказательств на протяжении большей части своей профессиональной карьеры. Он специализировался также на установлении времени смерти, ведя усердные исследования с привлечением средств и методов, неизвестных широкой публике. Я не раз бывала в его исследовательском центре, известном как Ферма трупов.
Это был человек небольшого роста, с ласковым взглядом голубых глаз, гривой совершенно белых волос и лицом, на удивление доброжелательным для того, кто повидал столько ужасов. Он уже поднялся наверх, держа в руках оконный вентилятор, чемоданчик с инструментами и что-то похожее на обрезок шланга от пылесоса с какими-то странными насадками. Позади шел Марино с остальными частями «цианоакрилового суперраспылителя», как называл его Кац, — двухсекционным алюминиевым ящиком, снабженным электроплиткой и компьютерным вентилятором. На доведение до ума этого относительно простого механизма он потратил не одну сотню часов, работая в гараже в своем доме на востоке Теннесси.