Закрыв глаза, я слушала тихонько звучавшую по радио деревенскую песенку. Пробивавшиеся через ветровое стекло солнечные лучи пригревали мои коленки, а после столь раннего утреннего подъема я чувствовала себя так, будто приняла крепкую дозу спиртного. Я не заметила, как задремала. Тем временем наша машина медленно двигалась вдоль немощеной дороги посреди одному Богу известного места.
— Добро пожаловать в славный город Шесть миль, — торжественно произнес Марино.
— Какой город?
На горизонте не было видно ни единого магазинчика или автозаправочной станции. Тротуары так тесно засажены деревьями, а видневшиеся на фоне окутанного дымкой далекого горного хребта Блу Ридж убогие домишки находились на таком большом расстоянии друг от друга, что даже если бы грянул пушечный выстрел, его вряд ли бы услышали в соседних домах.
Хильда Озимек, работавшая психологом для ФБР и пророком для ЦРУ, жила в крошечном, с белыми ставнями, домике. Во дворе лежала выкрашенная в белый цвет шина от колеса, внутри которой весной, очевидно, цвели тюльпаны и анютины глазки. Напротив крыльца валялись засохшие кукурузные стебли, в стороне стоял проржавевший «шевроле» с плоскими фарами. Паршивый пес, страшный, как смертный грех, начал свирепо облаивать нас, заставив остановиться около машины. Быстро проскочив мимо собаки, мы увидели, как со скрипом открылась входная зашторенная дверь и на пороге, слегка щурясь от ярких, но холодных лучей утреннего солнца, появилась хозяйка дома.
— Спокойно, Тутти, — сказала она, потрепав пса по шее. — Ну иди, иди на место. — Свесив голову и виляя хвостом, пес поковылял на задний двор.
— Доброе утро, — сказал Марино, тяжело поднимаясь по деревянным ступенькам.
Хорошо, хоть начал вежливо, ведь я на это совершенно не надеялась.
— Правда, прекрасное утро, — начала Хильда Озимек. На вид этой совершенно деревенской женщине было около шестидесяти. Черные рейтузы из полиэстера обтягивали ее широкие бедра, бежевый пуловер застегнут на все пуговицы, вплоть до горла, а ноги обуты в толстые носки и мокасины. У нее были светло-голубые глаза, а волосы подвязаны какой-то старой красной косынкой. Во рту не хватало нескольких зубов. Глядя на нее, у меня создалось впечатление, что она никогда не смотрела на себя в зеркало и не обращала внимания на свое физическое естество. Может быть, в повседневной жизни она и делала это в исключительных случаях, когда, например, испытывала боль или ухудшение здоровья.
Нас пригласили в небольшую гостиную с обветшалой мебелью и книжными шкафами. Всюду в беспорядке были разбросаны книжные фолианты с очень странными названиями. Я увидела книги по религии, психологии, биографические и исторические сочинения, неожиданный набор романов моих любимых писательниц: Алисы Уо-кер, Пэт Конрой и Кери Хюльм. О необычных наклонностях нашей хозяйки можно было догадаться лишь по нескольким сочинениям Эдгара Кэйса, разложенным на столах и полках, и полудесятку кристалликов. Марино я устроились на стоявшей рядом с керосиновым обогревателем кушетке, а Хильда уселась на мягкий стул напротив. Солнечные лучи, пробиваясь через висевшие на окнах жалюзи, чертили на ее лице белые полоски.
— Надеюсь, вы хорошо добрались; мне так жаль, что я не могла вас встретить, но я больше не вожу машину.
— У вас в городе очень четкие указатели, — бодро начала я. — Мы достаточно просто нашли ваш дом.
— Вы не обидитесь, если я задам вам вопрос по поводу того, как вы тут живете? Я на целую милю в округе не встретил хотя бы подобия какого-нибудь магазинчика, — сказал Марино.
— Многие приезжают сюда просто почитать или поговорить. Как бы там ни было, я всегда куплю то, что мне нужно, уж если очень понадобится, съезжу на автомобиле.
В комнате напротив зазвонил телефон, сигналы которого тут же заглушил автоответчик.
— Чем могу быть вам полезна? — спросила Хильда.
— Я привез фотографии, — ответил Марино. — Доктор говорит, вы хотели взглянуть на них. Но сперва мне бы очень хотелось выяснить кое-какие детали. Только, пожалуйста, без обид, миссис Озимек. Я никогда не относился серьезно к таким вещам, как чтение мыслей на расстоянии. Может быть, вы мне поможете получше понять этот феномен.
Для меня было совершенно непривычно слышать от Марино такие прямолинейные и одновременно лишенные малейшего намека на агрессивность вопросы; и я взглянула на него, слегка оторопев. Он изучающе смотрел на Хильду широко открытыми глазами, и на лице его отражалась странная смесь любопытства и меланхолии.
— Ну, первое, о чем я должна вам сказать, это то, что я не угадываю мысли на расстоянии, — ответила Хильда деловым тоном. — И надо сказать, что я испытываю неловкость, когда меня называют ясновидящей, но за неимением более подходящего для меня термина меня называют, да и я называю себя сама именно так. Все мы обладаем каким-то даром. Взять, например, шестое чувство, которое является проявлением способностей мозга, очень редко используемым кем-либо из нас. Я называю это повышенной интуицией. По биотокам, которые исходят от людей, я передаю лишь смоделированные в моем мозгу впечатления.
— Именно то же происходило с вашим сознанием, когда вы общались с Пэт Харви? — предположил Марино.
Она подтвердила это предположение, утвердительно кивнув головой.
— Сначала она привела меня в комнату Деборы, где показала мне фотографию пропавшей дочери, после чего отвезла меня на место стоянки зоны отдыха, где был найден джип.
— И какое же у вас создалось после этого впечатление? — полюбопытствовала я.
Отвернувшись от нас, она с минуту напряженно думала.
— Но ведь я же не могу припомнить все случаи. Вот в чем дело. Это то же самое, когда я что-то предсказываю. Люди, возвращаясь ко мне, рассказывают мне обо всем, что я им говорила, включая произошедшие с той поры события. И я не всегда вспоминаю, что я говорила, если мне не напомнить об этом.
— Вы не помните, что вы говорили миссис Харви? — разочарованным голосом спросил Марино.
— Когда она показала мне фотографию Дебби, я сразу же поняла, что девушки уже нет в живых.
— А что вы можете сказать о парне, друге Деборы? — продолжал Марино.
— Я видела его фотографию в газете и уверилась в том, что он тоже мертв. Я знала, что они оба мертвы.
— Вы прочли об этих случаях исчезновения молодых людей в газетах? — спросил Марино.
— Нет, — ответила Хильда. — Я не выписываю газет.
Но фотографию того парня я видела, потому что у миссис Харви была вырезка из газеты, чтобы показать мне. У нее не было настоящей фотографии парня, а была лишь фотография дочери, понимаете?
— А не могли бы вы получше объяснить, как бы поняли, что этих молодых людей уже нет в живых?
— Это я просто почувствовала. У меня сразу возникло такое ощущение, как только я потрогала их изображения.
Залезая в задний карман своих брюк и достав оттуда кошелек, Марино спросил: