Я плелся рядом с Биддульфом, пытаясь разобраться во всех этих переплетающихся и встречных течениях, которые, то появляясь, то исчезая, понесли «Филипа Сидни» вниз по Темзе с его секретной миссией через океанские просторы к далеким джунглям и не нанесенным на карту рекам, за тысячи миль от противоборствующих фракций и перепалок английских министров. В задумчивости я споткнулся о проржавевшую якорную лапу, но умудрился не упасть и, вновь взглянув вперед, увидел вдали Лондонский мост, протянувшийся через реку за дымными трубами Шедуэлла.
— Драгоценная флотилия, — прошептал я чуть позже себе под нос.
— Точно, — подхватил Биддульф. Он остановился и поглядел за реку в сторону Ротерхайта. — Корабли Рэли искали вовсе не золото, они направились на поиски серебра. Потому-то и должны были прибыть в Тьера-Фирме к засушливому сезону. Они не собирались плыть вверх по коварной Ориноко в поисках золотых месторождений, которых, по всей вероятности, вообще не существовало, им надлежало напасть на ежегодный серебряный караван, тот, что следовал из Гуаякиля в Севилью. Весь этот караван, вероятно, стоил около десяти или двенадцати миллионов песо. Порядочная сумма — ее вполне хватило бы на оплату армии наемников для Пфальца или Нидерландов или для каких-то иных надобностей.
Мы пошли дальше — уже помедленней, опустив вниз поля шляп, чтобы спрятаться от солнца. Я пытался обдумать все, что он сейчас нарассказывал мне: что флотилия Рэли субсидировалась отчаявшимися германскими князьями, находившимися на грани войны, и принцем Морицом Нассауским, и английскими купцами, надеявшимися расширить свою торговлю в Испанской Америке, и еще кальвинистами всех толков, и английскими, и датскими, только и мечтавшими о религиозной войне с испанцами, чтобы обойтись с католиками из Англии, Нидерландов и всей империи точно так же, как король Филипп обошелся всего лишь два или три года тому назад с испанскими морисками.
— Захват этой флотилии — и даже ее потопление — отозвался бы по всей империи, по всем уголкам католического мира. Испанских флотилий никто не трогал с тысяча пятьсот девяносто второго года, со времен захвата Madre de Dios.
[48]
Даже Дрейку, — Биддульф развернулся кругом и показал своей палкой за реку, туда, где в сухом доке Дептфорда стоял «Голден Хайнд», — даже Дрейку в девяносто шестом году это не удалось.
Вот какая это была смелая авантюра. Под руководством «Филипа Сидни» флотилия Рэли должна была всем напоказ изменить маршрут, атаковав ежегодный испанский транспорт, когда тот шел из Номбре-де-Диоса. «Партия войны» полагала, что Иаков не подпишет указ о казни Рэли за нарушение условий патента, и не только потому, что в руках у Вильерса и его друзей уже будет не только флот, но и двор, и не потому, что в итоге утратит свое влияние Гондомар. Об этом условии забудут по той простой причине, что, согласно другому условию этого патента, алчный старый король, величайший транжира Европы, должен был получить в свое личное пользование одну пятую всего того, что Рэли удастся привезти в трюмах его кораблей: одну пятую сокровищ этого богатейшего на земле каравана.
Но все пошло наперекосяк еще до того, как эта флотилия покинула Плимут. Биддульф возлагал ответственность за все бедствия не на капризы стихии, не на злой рок или плохую стратегию, а на испанских шпионов и осведомителей, которых было полным полно в Уайтхолле и в Морском ведомстве. Документы, тайно полученные из Мадрида, сообщали, что один из осведомителей Гондомара занимает в нашем министерстве важную должность — некто, скрывающийся под именем «Эль Сид» или «Лорд», — это навело Биддульфа на мысль, что шпионом был не кто иной, как старый Ноттингем собственной персоной. Поэтому, возможно, серебряный караван заранее предупредили об опасности. Может, он задержался в Перу, в гавани Гуаякиля. Или пошел кружным, южным путем, мимо мыса Горн, чьи продуваемые ветрами проливы были по-прежнему в руках испанцев, несмотря на недавние налеты датчан. Как бы там ни было, но флотилия Рэли, не дождавшись обещанных богатств в Номбре-де-Диосе, направилась-таки к берегам Ориноко.
С этого момента, по мнению Биддульфа, экспедиции всячески мешали испанские агенты и заговорщики. Так называемое неспровоцированное нападение людей Рэли на Сан-Томас в действительности было, утверждал он, хитроумным заговором, призванным опорочить эту экспедицию в глазах короля Иакова, хорошо спланированной интригой, осуществленной agents provocateurs
[49]
Гондомара, часть из них затесалась на корабли Рэли, а часть обосновалась в самом Сан-Томасе. Нападение на испанское поселение в Гвиане не пугало Гондомара и «испанскую партию» — они не только были рады этому происшествию, но и сами приложили к нему руку. Рэли не было надобности сражаться в Гвиане, ведь он мог потерять все, даже собственную голову. Важнее всего было то, что Вильерса, Эббота и всю «партию войны» та история покроет позором, а Говарды, bien intencionados
[50]
Гондомара, будут снова править и морским флотом, и королем Англии.
— А что же стало с «Филипом Сидни» после неудачи флотилии? — спросил я, вновь задумавшись, насколько можно верить версии Биддульфа — этой повести о заговорах и контрзаговорах. — Ведь капитан Плессингтон не участвовал в нападении на Сан-Томас. По крайней мере, сколько я знаю.
— И я сомневаюсь, что вы когда-нибудь узнаете, что именно делал тогда капитан Плессингтон, — ответил Биддульф. — Даже комиссия Бэкона не смогла разобраться во всех деталях. Хотя, как я полагаю, не особенно и стремилась, — добавил он с мрачной усмешкой. — Официальная история, конечно, гласит, что после набега на Сан-Томас вся флотилия была рассеяна. Известно, что Рэли пытался подговорить своих капитанов напасть на богатый мексиканский караван — один из тех караванов из Новой Испании, что отплывают из Веракруса. Но в итоге большая часть кораблей последовала за «Дестини» до Ньюфаундленда, где они закупили рыбу и с ней вернулись в Англию. Можете вы себе представить выражение лиц вкладчиков? — Биддульф затряс своими седыми заушными хохолками. — Ньюфаундлендская треска вместо перуанского серебра! Вообразите негодование немецких и голландских князьев и герцогов, когда они узнали, что поддержка, которую окажут их священной войне, заключается в нескольких ящиках соленой рыбы!
Так к трагедии примешался фарс, ведь европейские правители скатывались к краю пропасти. Шли месяцы, и все чаще в ламбетской резиденции и в нашем министерстве появлялись курьеры. Трансильванцы осадили Вену; поляки вторглись в Трансильванию; турки напали на поляков — смертоносный круг ударов и контрударов, отплата злом за зло. Европа уподобилась лязгающему зубами зверю, кусающему свой собственный хвост. Переговоры отвергались, соглашения не подписывались. В Праге на собрании богемских землевладельцев выбросили из окна двух католических посланников, но те уцелели, приземлившись в навозную кучу. Так вот: их спасение было воспринято по всей Европе с благоговением, как Божественное знамение. Начали собираться новые армии. В небе появились три кометы, и астрологи восприняли их как неопровержимое доказательство близкого конца света.