Домино - читать онлайн книгу. Автор: Росс Кинг cтр.№ 88

Да, весной происходило настоящее торжество. Тристано не слышал почти ни о чем другом со дня прибытия в Лондон (спустя две недели после того, как занавес опустился последний раз при закрытии сезона в конце июня): рассказывали о давке внутри многолюдной толпы на Хеймаркет; о служащих, которых пришлось нанимать, дабы отразить напор желающих приобрести билеты; о благородных джентльменах, которые предлагали сорок шиллингов за место на галерке среди лакеев и получали отказ; о небывало теплом вечере, когда двери театра распахивались настежь, собирая на Хеймаркет и на Кокспер-стрит сотни затаивших дыхание слушателей, словно их зачаровала лютня Орфея. И всюду в то лето, куда ни ступи — в кофейнях, на петушиных боях, в соборах, — люди напевали арии из «Radamisto», в особенности чудную «Ombra сага» [117] . Мелодия сама по себе прекрасная, слов нет, но насколько выразительней бы она прозвучала и насколько выиграло бы в целом лондонское нововведение — итальянская опера, если бы академия предложила роли, скажем, Радамиста и Зенобии исполнительницам высшего класса; если бы плохо обученные и малосведущие английские сопрано — миссис Анастасия Робинсон и миссис Энн Тернер Робинсон — были заменены лучшими голосами из Италии?

Лорд У***, к примеру, на своей вилле в Ричмонде, размышлял над этим вопросом с неподдельным азартом. Эта особая заинтересованность диктовалась отнюдь не сугубо музыкальными соображениями: лорд в жизни не посетил, по существу, ни одного оперного спектакля. Тем не менее он оказался в числе главнейших акционеров академии, подписавшись на сумму, которая вшестеро превышала требуемую, и широким жестом выложил на осуществление проекта, едва лишь затеянного, тысячу двести фунтов. Риск, по уверениям лорда, был вполне оправдан, хотя еще до поднятия занавеса на премьере «Radamisto» в апреле сам он поспешил отбыть в Италию с целью обеспечить гарантии сделанного им капиталовложения. Отправился туда и другой столь же щедрый подписчик — граф Берлингтон, вернувшийся из Рима с великим композитором Бонончини. Еще один певец — кастрат Сенезино должен был прибыть к осени, как раз перед началом нового сезона. С подобным подкреплением затеянное предприятие никоим образом не могло потерпеть крах. Как только Тристано и Сенезино раскроют рты и запоют одну из арий мистера Генделя столь высокими голосами, каких на английской сцене еще не слыхивали, «вот тогда, — предсказывал лорд У*** на каждой вилле, куда его приглашали, — вот тогда акции нашей оперы поднимутся в цене с восьмидесяти — их стоимость при первой прозвучавшей ноте — до сотни при заключительной!».

Кстати, об акциях: в то лето они стали еще одной всеобщей манией. Все разговоры вертелись только вокруг оперы и акций, а ближе к концу июля акции переместились в центр внимания. Подписным листам, акционерным обществам, проектам, всевозможным предприятиям — уставным и неуставным, солидным и ненадежным, вербующим людей практических и безрассудных — был потерян счет: Лондон безумствовал, помешавшись на одной идее. Первенствовал среди этих одержимых лорд У***. Он щедро покровительствовал не только академии, но внес также не менее громадные суммы для поддержки не столь знаменитых проектов: на сигнализацию при взломе; на механическое ружье с барабаном; на колесницу с защитой от мушкетных пуль; на изобретение вечного двигателя; на устройства для опреснения воды и отвердевания ртути; а вдобавок еще на одно — для извлечения серебра из свинца. Лорд нимало не был обескуражен, когда в шахтах Австралии (Terra Australis ), которые он, не скупясь, финансировал ввиду чрезвычайной выгодности проекта, не нашлось ни крупицы золота, за исключением мешков с гинеями, неосмотрительно переданных им биржевому маклеру в кофейне Джонатана. Лорда не лишил присутствия духа и безнадежно рухнувший план переселения бедняков из английских церковных приходов на берега реки Святого Лаврентия близ Монреаля: ярый поборник этого плана под покровом ночи внезапно запер контору и бесследно исчез в тех самых отдаленных краях. Тогда наступила пора оптимизма — и лорд встречал каждую неудачу с той же веселостью, какая не изменяла ему за игорными столами Парижа и Лиона. Кроме того, лорд не располагал временем для того, чтобы задуматься над очередной денежной потерей, поскольку легко поддавался новому вымогательству: очередной маклер увлекал его свежим замыслом — разведением шелковичных червей в Челси-Парке или выработкой селитры из нечистот, собранных по свалкам и по нужникам таверн.

Однако другие проекты того лета, подобно академии, имели более основательное происхождение и цели преследовали более обнадеживающие. На спектакле «Radamisto» (лорд У*** все еще, к несчастью для него, находился тогда в Венеции) король высочайше одобрил парламентский билль о самом грандиозном из финансовых предприятий — о ликвидации национального долга через посредство Компании Южных морей. Вне сомнения, вы наслышаны об этом проекте, который наши журналисты именуют «Компанией Южноморских пузырей»? Компания была учреждена десятилетием раньше в целях поощрения торговли с испанскими колониями в Южной Америке. Ее владельцы намеревались выкупить государственный долг, непомерно раздутый вследствие войн герцога Мальборо с Францией и Испанией, в обмен на привилегию монопольной торговли с Южной Америкой. Эти колонии были желаннейшим призом для английских Негоциантов: путь туда был гораздо короче, чем в Индию, и потому риск кораблекрушения существенно уменьшался. Однако на протяжении долгих лет испанские короли накладывали запрет на иностранную торговлю с ними. Теперь в Англию потекут грузы с красителями, кампешевым деревом, кошенилью. Важнейшие товары, в особенности кошениль — алая краска из высушенных насекомых, которые питаются кактусами: она широко употреблялась для окрашивания шелка, камки и хлопка для платьев и драпировок; иными словами, вещь совершенно необходимая фешенебельному обществу для устройства балов, ассамблей, а также для постановки опер.

В обмен колонии получат — что же? Ну, конечно, рабов-негров. Испания обладала одной-единственной торговой концессией, которой усиленно добивалась: это асьенто — право ввозить невольников в Испанскую Америку по договоренности с частными лицами. Поскольку римский папа избавил народы своих доминионов от унизительного рабского статуса, колонии остро нуждались в притоке африканских невольников, не подлежавших такому освобождению. Согласно Утрехтскому миру, заключенному в 1713 году, наша держава получила привилегию вводить свои корабли в порты Буэнос-Айреса, Каракаса, Картахены, Панамы, Порто-Белло, Гаваны — всюду, где они требовались, и снабжать земли испанского монарха пятью тысячами негров ежегодно. За каждую голову платили по десять фунтов, четверть дохода поступала на цивильный лист королевы — на содержание двора, дворцов, на жизнь, на жалованье министров в Уайтхолле. Морским капитанам выплачивалось комиссионное вознаграждение, определенные суммы отчислялись испанскому королю — и, наконец, остаток шел на счета владельцев Компании. Одним из них являлся, между прочим, мистер Гендель, который в 1715 году инвестировал пятьсот фунтов и в обмен на свою щедрость получил приличные дивиденды.

Торговля продолжалась многие годы — во всяком случае, до недавнего времени. Однако надежды на большие прибыли не оправдались. Оборот был невелик, и целые партии груза приходилось сбывать в наших собственных колониях в Новом Свете с убытком, тогда как испанские должностные лица проявляли медлительность и даже враждебность по отношению к этой новой договоренности. На прочие торговые возможности был наложен запрет: невольники были единственной статьей импорта, никаким другим товарам пересекать границы не дозволялось.