Домино - читать онлайн книгу. Автор: Росс Кинг cтр.№ 100

Но вот, заглушая все возгласы, раздается скрип и скрежет роликов, с помощью которых на пустую сцену (пальм уже нет и в помине) вкатывается корабль. Грандиозная конструкция этот корабль — с паутинной оснасткой и вялым фоком, бросающим тень на партер. Бушприт, кажется, лишь на несколько футов отстоит от арки просцениума. При виде этой махины ее светлость вновь испытывает головокружение. Опускается новый задник, изображающий синее море, где катятся огромные пирамидальные волны с белыми гребнями; картина возобновляется и возобновляется посредством движущихся декораций. Увы, впечатление необозримости морского простора позади судна — оно теперь качается на роликах — слегка подпорчено сначала зрелищем того, как один из зрителей преспокойно берет понюшку табаку, не замечая гибельных валов у себя над париком, а затем из-за края кулис вдруг выглядывает рисованная роща, еще недавно окружавшая уютную беседку. Дружный смех публики при столь неуместном сочетании вызывает торопливую замену деревьев набегающими друг на дружку волнами.

На палубе, под бизанью, появляется Филомела: она в аквамариновом хитоне, расшитом парчой и украшенном бантиками и лентами. Поза заимствована у лидийской принцессы из «Oeneus» синьора Пьоцци. Хористы превратились в матросов: они задраивают люки, затягивают узлы, поднимают изготовленный из папье-маше якорь, мечутся с кормы на нос и обратно. По всей видимости, разразилась буря: корабль раскачивается все сильнее, его шатает из стороны в сторону. Ухватившись за рею, Филомела, на головном уборе которой гнутся и развеваются страусиные перья, приступает к новой арии, на этот раз с мощным оркестровым аккомпанементом: бешено гремят литавры, руки виолончелистов судорожно дрожат на грифах инструментов, смычки мелькают, будто рапиры, нанося удары и отражая выпады.

Ария во время шторма, неистовое presto. Вы, ветры, дуйте, поет Филомела. О вы, коварные зефиры, несите меня во Фракию — скорее, скорее. О вы, буйные вихри, дуйте, дуйте — и верните меня в Афины. И так далее. Колоратура в арии затмевает по трудности любое сочинение синьора Пьоцци: это подлинное испытание мастерства, вызов пера мистера Генделя горлу Тристано. Голос Тристано вторит авторскому «до» — и чудесным образом взмывает на две октавы выше: каждая нота необычайно ясна и чиста, упоительна…

Громогласные поклонники Тристано приветствуют его возгласами «браво», сторонники Сенезино разражаются гиканьем и свистом. Но у синьора Скарабелли припасены хитрости, благодаря которым очень скоро удается их утихомирить. Филомела продвигается к грот-мачте неуверенным шагом, скользя и спотыкаясь; парус плещется на ветру, словно белье на веревке; с правого борта вдруг показывается картонный дельфин, ныряя и кувыркаясь в чане с водой, куда ранее изливался фонтан. Публика не успевает по достоинству оценить мастерство, с каким изготовлен морской житель: вверх с шипением взлетает ракета, спрятанная в его хвостовом плавнике. Слышен всплеск — и ракета, описав параболу перед носом корабля, устремляется через сцену. Слегка поврежденный дельфин (заметны проволоки и свинцовые грузила) завершает свой полет близ встревоженного любителя нюхательного табака, который уютно посиживал перед буйными валами; он впопыхах просыпает половину содержимого своей табакерки на тупую голову пришельца, а другую половину — на свои манжеты.

Зрители встречают полет дельфина восторженным ревом, хотя многие и видели подобный трюк в Водном театре Уинстенли за Сент-Джеймским парком, но по окончании арии шум в зале только усиливается: на сцене вновь возникают фурии в масках и с факелами, они хлопают крыльями из папье-маше и хором заклинают Филомелу повернуть обратно. Музыка из оркестровой ямы звучит все более зловеще: фаготы и контрабасы угрожающе ропщут, пронзительно стонут скрипки. Вернись, о, вернись…

Слишком поздно: с тяжелым стуком взорам предстает берег Фракии. Еще несколько глухих ударов — и волны исчезают, уступив место каменистой пустыне, изобилующей пещерами и обрывами; словом, картина самая неутешительная. Совершив несколько возвратно-поступательных толчков, корабль замирает. Фурии исчезли, исчезли и матросы, большинство которых попадало на палубу, подобно костям на игральной доске. Филомела все еще ютится под сникшей бизанью, а Терей — вот он, злодей, на берегу, по-прежнему поглаживая усы, — поет приветственную песнь, сопровождаемый только Лизандром. Но где же Прокна, прерывает его Филомела? Дома с Итисом, отвечает он, ожидает ее прибытия. Сюда, о, прекрасная, сюда — и ты ее обнимешь. Да, отвечает она, трудное было путешествие…

Громыханье литавр, глухой рокот и гул контрабасов.

Умоляю, приди ко мне, выпевает Терей, и я тотчас же провожу тебя к сестре. Добро пожаловать. О, приди, твоя сестра ждет нас, ждет нас мой сын…

Филомела спускается по сходням и попадает в объятия Терея; он уводит ее со сцены, привлекая к себе, окидывая жадным взглядом, расточая ей ласки. Сюда, поет он под отрывистые удары оркестра, вот этой тропой. О, дражайшая моя сестра, почему ты противишься? Пойдем со мной, пойдем вместе, дражайшая сестра…

Они медленно удаляются во мрак, за кулисы, Лизандр следом за ними. Далее — тишина. Музыканты в оркестровой яме застывают в своих позах, словно восковые фигуры. Затем, после продолжительной паузы, доносится глухой рокот литавр, драматический гул виолончелей и напряженное трепетание скрипок: Филомела движется неверной поступью, ее голубой хитон изодран; ленты и бантики слетают наземь, будто золотые лепестки.

О мука! Какое горе! Способен ли язык выразить, слух — воспринять? Новая aria cantabile, на сей раз обстоятельно излагающая жалостным вибрато историю предательства, насилия, гибели. Струнные инструменты рыдают, деревянные духовые передают плач ветра в заброшенном гроте; нежные переливы уступают только голосу Тристано. Эта красота покорила даже поборников Сенезино! Филомела еще не завершила арию — она пала теперь на колени, но за ее спиной вырастает беспощадный Терей, вытаскивает из-за пояса нож, хватает за волосы, забирая в ладонь целую прядь, и откидывает ее голову назад…

— Где мои нюхательные соли? — бормочет леди У***, в темноте ложи шаря по столику рукой и опрокидывая пузырьки — сначала сердечные капли и железистую минеральную воду, потом выпитую наполовину бутылку кларета. Последняя неосторожность исторгает у лорда У*** настоящее рычание: он прикладывает к паху носовой платок, извиваясь на сиденье, точно бутылка содержала не кларет, но раскаленные угли.

— Проклятье! Да вы никак ослепли? — бранится он, разглядывая темное красное пятно на бархате. — Что теперь с моими штанами, видите? Какого дьявола?..

— Мои нюхательные соли! — горестно хнычет ее светлость, на сей раз с громким стуком роняя на пол табакерку. В ее теле бьется каждая малейшая жилка, нервы натянуты до предела. Она кое-как заставляет себя приподняться — и с душераздирающим воплем, заглушающим выкрики лорда У*** и даже громкие жалобы безутешной Филомелы, валится наземь.

Но прежде чем она падает лицом на башмаки его светлости, происходит два события — вернее, их гораздо больше. Заслышав вопль, к ложе лорда У*** мгновенно оборачивается сотня голов, головы соседних джентльменов в том числе. Оба они стремительно вскакивают на ноги, словно их подбросила в воздух доска качелей, противоположный край которой уронил на пол ее светлость.