Очищение - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Суворов cтр.№ 13

И присутствовал. И расстреливал. И он тоже в «Военно-историческом журнале» под рубрикой: ПОГИБЛИ В ГОДЫ БЕЗЗАКОНИЯ. Здорово сказано! Переведем дух. Товарищи дорогие, чем же военный прокурор заниматься должен? Следить за соблюдением законности. Интересно мы устроены: проклинаем беззаконие, творимое юридическим паханом Розовским и его шайкой, и одновременно оплакиваем невинную жертву, погибшую от своего же беззакония.

Нам говорят: расстреляли товарища Розовского и тем ослабили Красную Армию. Пусть говорят. А мы представим, что его не расстреляли. Представим, что он остался жив, остался на боевом посту и всю войну неутомимо работает в столь важной области, как соблюдение законности в Красной Армии. В этом случае беззаконие 1937-1938 годов так и продолжалось бы. Именно чтобы восстановить хоть какую-то видимость законности, пришлось товарища Розовского и всю его шайку перестрелять. Как бешеных псов.

Так вот, пока был Розовский — свирепствовало беззаконие, шлепнули его — беззакония убавилось.

А вывод все тот же: мало товарищ Сталин их стрелял. Непростительно мало. Один армвоенюрист. Один корвоенюрист — военный прокурор Московского военного округа товарищ Плавнек Леонард Янович, — да четыре диввоенюриста, да там еще бригвоенюристы. Список обидно короткий. Всему виной — непростительная и даже преступная сталинская доброта. Именно она мешала наведению настоящего порядка в стране и армии.

7

Однажды мне попалась фотография: стоят рядочком лидер гитлеровских профсоюзов, глава Гитлерюгенда, фашистский дипломат и группенфюрер СС. Честно признаюсь, распознать по форме не сумел — все в черном, все с красными повязками, со свастиками и крестами. А вот в «Огоньке» старая фотография: Ягода, Косарев и еще всякие — ОГПУ, комсомол, профсоюзы. Каждого в лицо помню, а по форме не отличишь. Все в сапогах, в галифе, все ремнями перепоясаны.

Происходило это вот почему: государство наше пролетарское было военизировано выше всяких разумных пределов, толпы чиновников не просто ходили в форме, но имели воинские звания и числились в Красной Армии, хотя работали далеко за ее пределами. Сталин чистил государственный аппарат, бюрократию, но многие чиновники имели воинские звания. Потому создается впечатление: нанесен сокрушительный удар по армейским рядам. На самом деле это был удар вовсе не по армии.

И примеров тут тьма.

Комкор Ткачев Иван Федорович — начальник гражданского воздушного флота. Казалось бы, флот гражданский, так пусть им и командует гражданский человек. Но нет, гражданским флотом у нас командуют полководцы. Заместителем у него комдив Широкий Иван Федорович. А ниже — комбриги, полковники и т.д. По ним нанесен удар. Это печально, это прискорбно. Но давайте же говорить, что удар все-таки нанесен по Аэрофлоту, а не по армии.

Бригкомиссар Шапиро Самуил Григорьевич — начальник Особого строительства. Строительство Особое — так и пишут с большой буквы. Подземный командный пункт возводит на случай войны? Нет. Центральный театр Красной Армии. Почему строительством должен руководить комиссар? Что комиссар в строительстве понимает? А в стратегии? Театр, да и только…

Заглянем в крупные издательства, в редакции ведущих газет, в строительные конторы, в Народные комиссариаты финансов, здравоохранения, тяжелой промышленности, побываем в морских и речных пароходствах, на строительстве плотин, каналов, железных дорог, а там — дивкомиссары, бригинженеры, комдивы, коринтенданты и комбриги, бригвоенврачи и прочие, и прочие.

Бригкомиссар Фрумин Семен Михайлович был начальником Государственного центрального института физической культуры. Не военного, а гражданского. А невинно погибший дивкомиссар Кальпус Борис Александрович был заместителем председателя Комитета по делам физкультуры и спорта при СНК СССР. Смертный приговор 29 августа 1938 года. Интересно, если бы его не ликвидировали, то какой бы личный вклад в победу он внес? Ездил бы по фронтам и в перерывах между боями демонстрировал бойцам и командирам, как поднимать руки-ноги, вертеть головой и другими частями? Понимал ли этот человек, что причислили его к высшему командному составу Красной Армии совершенно зря? Понимал ли, что руководить физкультурой можно и без генеральского звания? Отчего же он не отказался от высоких рангов и почестей? Может быть, его уничтожение — это удар по нашей марксистской физкультуре, но не думаю, что это был удар по обороноспособности СССР.

Из четырех расстрелянных диввоенюристов трое (75 процентов) в армии не служили.

Вот они:

диввоенюрист Гомеров Николай Николаевич — прокурор пограничной и внутренней охраны войск НКВД УССР; диввоенюрист Маллер Лазарь Израилевич — председатель военного трибунала пограничной и внутренней охраны НКВД Дальневосточного края; диввоенюрист Гродно Арон Самуилович — заместитель наркома юстиции СССР. Тоже невинная жертва. В 1937-1938 годах осуществлял правосудие. Дело сделал — выходи. Больше не нужен. Высшая мера — 9 июня 1941 года. Это их всех за пару недель до войны расстреляли. Не знаю, были все они хорошими юристами или плохими, стояли всегда на страже социалистической законности или попирали оную, но к армии они не относились никак, если не считать их участия в преступлениях против армии.

Чекистский прокурор следит за порядком среди тюремных охранников, или заместитель наркома юстиции заседает в высоком кабинете, совершенствует социалистическое законодательство… А когда и где они стратегию и тактику изучали? Согласен: их преждевременная трагическая смерть была ударом по нашей самой справедливой и самой гуманной юстиции, но ударом по боеспособности Красной Армии не была.

Бригвоенюрист Китин Илья Григорьевич был председателем военного трибунала Восточно-Сибирской железной дороги, а бригвоенюрист Лапидус Рувим Борисович — военным прокурором Амурской железной дороги. Зачем железной дороге свой военный прокурор? Зачем ей свой военный трибунал? Течет поперек Сибири великая река Енисей. В одну сторону тайга на тысячи километров. В другую — тоже. По реке пароходы плывут. Раз в неделю. Нет тут никого, кроме медведей. Вражеского нашествия тут никогда не было. И никогда его тут не будет. Комары любого пришельца заедят. Но надзирает за пароходством военная прокуратура. И сидит в прокуратуре военный юрист из плеяды гениальных полководцев. А еще восседает за столом суровый военный трибунал: скатерть суконная, зеленая, графин мутной воды на столе. Заседают в трибунале полководцы. И на всех железных дорогах и во всех пароходствах морских и речных — везде полководцы, полководцы, полководцы. 40 тысяч одних полководцев.

А ведь не мог советский военный юрист быть хорошим человеком. Дадут приказ из ЦК помиловать — помилует, прикажут расстрелять — и он, руководствуясь статьями такими-то, вынесет соответствующий приговор. Прикажут расстрелять сто человек — расстреляет сто. Прикажут — двести, будет двести. Подсудимый ясно, четко и толково докладывает, что ни в чем не виноват, а прокурор и члены трибунала еще до суда получили указания… Без этих указаний они и за стол не сядут. И поступят они не так, как диктуют разум, совесть и закон, а так, как указано соответствующей инстанцией. И не мог нормальный человек работать на такой работе. И вовсе это не работа. Не мог человек с нормальной психикой такими делами заниматься. Тот же армвоенюрист Розовский перед оглашением приговора красил себе губы. Он хотел нравиться тем, кого отправлял на смерть. И вся Красная Армия знала примету: если у главного военного прокурора РККА армвоенюриста товарища Розовского губы накрашены, значит, вышак, а если не накрашены, значит, срок на полную катушку. «Красная звезда» (24 марта 1989 г.) описывает заместителя Розовского, диввоенюриста Казаринского Якова Абрамовича. Это был надменный вельможа, друг Мехлиса и близкий человек Вышинского. Но вот и он попал под живительную струю очищения. Его не расстреляли, а просто посадили. И в лагере происходит мгновенное перевоплощение. «Когда начинал говорить, на лице появлялась заискивающая улыбка, коричневые маленькие глазки бегали настороженно и хитро». В лагере он немедленно продал и дорогую шинель, и мундир тончайшего сукна, и щегольские сапоги. Он сам, без приказа, добывает «вездеходы ЧТЗ», фуфаечку, ватные штаны, бреет череп — под заправского зека подделывается. Командиры, сидящие с ним, плюются: перековался, паскуда! «Таких, как он, уголовники истребляли беспощадно. Как правило, душили ночью под одеялом. Иногда отпиливали голову поперечной пилой. Казаринский знал этот обычай уголовного мира, который никто не мог отменить, потому начал „перековку“ еще в Находке».