И потом, лежа на соседних нарах, думал и надумать никак не мог, как мне с ним быть, когда он очнется. Почему-то было жаль его больше, чем себя.
И еще вспоминал отца Беренжера, смрадом созывающего псов к своему смертному трону.
И еще ты думал, Диди, о том, что вот и разрешилась еще одна тайна – быть может, последняя в жизни тайна твоя: ты узнал наконец-таки своего ангела, ангела-убийцу, ангела-спасителя…
И еще ты думал о том, что лежать тебе самому уже скоро когда-то в этой неподатливой ни на жалость, ни даже на кайло вечной мерзлоте…
Ты думал, Диди. Ты думал наперед.
Бессмысленное занятие. Ибо никому ничего не дано предугадать. Никому, кроме ТОГО, КТО НАЧЕРТЫВАЕТ И ЗАМЫКАЕТ ВСЕ ЗЕМНЫЕ КРУГИ…
И об ангеле своем ничего ты не знаешь, все еще глупый, почти восьмидесятилетний Диди…
6
…Да, не дано предугадать. Ибо через час в лазарет войдет не больше не меньше как начальник лагеря подполковник Панасёнков и скажет тебе, бесстатейному, что тем не менее, в соответствии с некоей статьей, ты отправляешься на поселение, за 101-й километр, ибо там, за каким-то из бесчисленных тут 101-х срочно требуются механизаторы.
Тебя отправляют прямиком из Ада в Чистилище! И не лежать тебе в здешней мерзлой земле. Попробуй вспомни, ты сразу это уразумел или хлопал глазами в непонимании. Вспомни, если можешь, Диди…
А уже в поезде, убывая на свой 101-й, ты услышишь от соседей по поездным нарам ты между делом услышишь от своих попутчиков, таких же, как ты, счастливцев, чьей-то незримой волей отпущенных каждый в свое Чистилище, ты услышишь между делом, что в середине дня покончил с собой какой-то старик в лазарете. Сам воткнул себе заточку точнехонько под третье ребро. Отошел мигом, даже не охнув.
Покойся с миром, мой друг Поль.
А был ли ты все это время ангелом моим?..
Загляни в эту последнюю папку, глупый Диди. Там уже всего две странички-то и осталось…
Бумажное эхо
(окончание)
…и после Вашего последнего послания я вдруг понял, что волен! Волен, как птица, выпущенная из клетки! Наверно, такую же волю ощутили и Вы, узнав, что Ордена более не существует и Вы отныне принадлежите только себе.
Вы не поверите – со мной даже случилось нечто вроде припадка. Клянусь, я скакал по нарам и как оглашенный кричал что-то о свободе до тех пор, пока меня не укутали в смирительную рубашку.
Сейчас, пребывая в тюремном "доме скорби", отчасти сожалею о том, что напоследок имел неразумие совершить. Не так давно, боясь, что покину мир сей, не исполнив до конца долга перед Орденом, раскрылся перед своим другом Полем и передал ему на этот случай для выполнения известной Вам миссии свой тамплиерский стилет.
Бедняга Поль! Он и так помешался умом на мечте о невозможном – о побеге из этих краев. С приобщением к несуществующему Ордену он, кажется, обрел дополнительный смысл жизни.
Увы – ненадолго.
Он сам вонзил в себя стилет. Так что свой побег он все-таки совершил, причем в места куда более отдаленные, нежели те, что представали в его безумных мечтаниях.
Зато Дидье Риве, которого я, право, успел полюбить, жив, и я радуюсь хотя бы этому, столь малому.
Не могу Вам нынче ничего приказывать, но, памятуя об общей тайне, когда-то связывавшей нас, покорно прошу об одолжении, сделать которое вполне в Ваших силах. Употребите крохотный кусочек Вашей власти на то, чтобы Риве отправили из зоны на 101-й километр.
Я знаю о существовании Центра в вашей стране, занимающегося Деспозинами. Допускаю, что Риве может оказаться ему полезен, но при том лишь единственном условии, что останется жив. На Колыме это весьма сомнительно.
Все прочие заботы о Риве беру на себя сам. Это уже обязанность, диктуемая мне моею собственной душой, а не послушанием Ордену, то есть позыв опять же свободного человека.
Впрочем, сделаю это не сразу, сначала хочу насладиться сполна той единоличной свободой, которую обрел.
"Дом скорби", в котором я пока нахожусь, тому не помеха, скорее подмога. Не взыщите за многословие, кое, думаю, простительно для того кого окружающие считают душевно больным. Хочу поведать Вам, что в детстве мне приснился один сон, запомнившийся на всю жизнь…
Далее идет подробный пересказ детского сна Пьера, где его, новорожденного принца, вдруг унесло шальным ветром из дворца.
…и вот хочу Вам сказать, что сон мой почти исполнился – правда, много позже, чем я полагал. К своим всего лишь восьмидесяти – чем я не принц? Я себе кажусь даже монархом-самодержцем, каковых сейчас по пальцам сосчитать, ибо отныне воля моя принадлежит мне одному и никому более. Стены и санитары меня при этом нисколь не смущают: они не помеха той свободе, которая внутри тебя самого. Да и компания тут подходящая – Юлий Цезарь, два Наполеона, царь Давид. (Можете счесть за шутку, если угодно.)
С обещанием более Вас не тревожить,
По рождению – Батист Клеман,
по мирской легенде – Пьер Обинье,
по орденскому имени – Регуил,
ныне – Король Самого Себя
6
Вот и все. Закончилась последняя папка. Далее – пустота. Такая же ожидает вскорости и тебя самого, Диди.
Но в отличие от ангела своего, ты еще не свободен. Верно, память твоя удерживает тебя своими зияющими пустотами, которые ты, не осмыслив, так и оставил лежать под броней забвения – этой неподатливой мерзлотой.
Но ты уже вроде бы поумнел, Диди – по крайней мере, tellement il te on ne sait pourquoi.
[62]
Ты общался с бесстатейным русским деспозином и какие-то крохи, возможно, сумел понять.
Кроме того, ты прошел через Ад, Диди. Ты стал опытным копальщиком, кайлильщиком любой, даже самой неподатливой мерзлоты.
Давай, Диди! Бери же свое кайло!
Коли не страшно – давай!..
IX
Без названия
(ибо не все в мире можно обозначить словами)
…ибо Он благ и милосерд, долготерпелив и многомилостив и сожалеет о бедствии.
Иоиль (2:13)
6
Давай же, Диди, давай!
С чего начать? Начинать всегда непросто. Поэтому с чего еще как не с крика человек начинает жить?
А заканчивать?.. По крайней мере, если речь идет о жизни, которую давно пора бы заканчивать – то, наверное, куда легче. Тем более, что ты уже давно в Раю. Обойдется без крика, я надеюсь.
Но – начинай все-таки. Кайло в твоих руках. Мерзлота памяти – вот она, пред тобою. И тебе не 99 а всего 45, ты полон сил, мерзлота поддастся первому же твоему удару.