— Приму во внимание.
Нимуэ повернула голову к окну, сквозь которое был виден Ворчливый Господин Гребец, уже разделавшийся с багажом Кондвирамурсы и теперь загружавший лодку удочками, моталкой, сачками, подсечками и прочими причиндалами хитрого рыболовецкого промысла.
— Я малость старомодна, — продолжала Нимуэ. — Но определенными вещами привыкла пользоваться на правах единоличия. Скажем, зубной щеткой, личными покоями, библиотекой, туалетом. И… Королем–Рыбаком. Пожалуйста, не пытайся воспользоваться Королем–Рыбаком.
Кондвирамурса чуть было не захлебнулась молоком. На лице Нимуэ не дрогнул ни один мускул.
— А если… — продолжала она, прежде чем к адептке вернулась способность говорить, — если ему взбредет в голову воспользоваться тобой — откажи.
Кондвирамурса, наконец проглотив молоко, быстро кивнула, воздержавшись от каких–либо комментариев. Хоть ей ужасно хотелось сказать, что рыбаки вообще не в ее вкусе, а грубияны — в особенности. К тому же такие, у которых башка поросла беленькой как сметана порослью.
— Ну–с, та–а–ак, — протянула Нимуэ. — С вступлением мы, стало быть, покончили. Пора перейти к конкретным делам. Тебе интересно, почему из всех кандидаток–адепток я выбрала именно тебя?
Кондвирамурса если вообще и задумывалась над ответом, то лишь для того, чтобы не показаться чересчур самоуверенной. Однако быстро пришла к выводу, что обостренный слух Нимуэ даже самое минимальное отклонение от истины воспримет как режущую ухо фальшь.
— Я — лучшая сновидица в Академии, — ответила она холодно, по–деловому, без лишнего хвастовства. — А на третьем курсе я занимала второе место среди онейроманток.
— Я могла взять ту, что стояла в списке на первом месте. — Нимуэ действительно была откровенна до боли. — Между прочим, мне настойчиво предлагали именно ту «приму», впрочем, насколько я поняла, вроде бы потому, что она дочурочка какой–то важной шишки. А что до сновидения и нейроскопии, то ты не хуже меня знаешь, дорогая Кондвирамурса, что это материя весьма тонкая, и даже самая лучшая сновидица может потерпеть фиаско.
Кондвирамурса с трудом сдержалась, чтобы не сказать, что ее провалы можно пересчитать по пальцам одной руки. Ведь она разговаривала с мэтрессой. «Соблюдай пропорции, geschätzte miss»,
[51]
как говаривал один из профессоров Академии, эрудит.
Нимуэ легким наклоном головы одобрила ее молчание.
— У меня свой человек в Академии, — сказала она, помолчав, — поэтому я знаю, что у тебя нет нужды усиливать сновидения дурманящими снадобьями. Это меня радует, поскольку я наркотиков не одобряю…
— Я сню без всяких порошков, — с легкой гордостью подтвердила Кондвирамурса. — Для онейроскопии мне достаточно иметь зацепку.
— Поясни.
— Ну, зацепку, — кашлянула сновидица. — Предмет, как–то связанный с тем, что мне надобно выяснить. Какую–нибудь вещь. Или картину.
— Картину?
— Да. Я неплохо сню сны по картине.
— О, — улыбнулась Нимуэ. — Если картина поможет, то сложностей не предвидится. Ну а ежели ты уже покончила с завтраком, тогда пошли, самая сновидящая сновидица и вторая среди онейроманток. Будет славно, если я сразу же поясню тебе остальные причины, побудившие меня избрать в помощницы именно тебя.
От каменных стен тянуло холодом, от которого не спасали ни тяжелые гобелены, ни потемневшие от времени панели. Каменный пол холодил ноги даже через подошвы туфель.
— За этими дверями, — небрежно указала Нимуэ, — лаборатория. Как уже было сказано, можешь пользоваться ею по собственному усмотрению. Конечно, рекомендуется предельная осторожность. Умеренность желательна, особенно при попытках заставить метлу носить воду.
Кондвирамурса вежливо улыбнулась, хоть шуточка была сомнительного качества. Все наставницы одаривали адепток анекдотами, связанными с мифическими провалами мифического ученика чернокнижника.
Лестница вела наверх, извиваясь наподобие морского змея, казалась бесконечной и была крутой. Прежде чем они оказались на месте, Кондвирамурса вся взмокла и задохнулась сотни раз. По Нимуэ вообще не было видно усталости.
— Прошу сюда. — Она отворила дубовые двери. — Осторожно — порог.
Кондвирамурса вошла и вздохнула.
Перед ней была галерея. Стены — от пола до потолка увешаны старинными картинами, шелушащимся и осыпающимся местами маслом миниатюрами, пожелтевшими гравюрами и ксилографиями, поблекшими акварелями и сепиями. Были тут и яркие модернистские гуаши, и темперы, строго выдержанные в чистых линиях акватины и офорты, литографии и контрастные меццотинты, притягивающие взгляд выразительными пятнами черноты.
Нимуэ остановилась у висящей ближе к двери картины, изображающей группу людей под гигантским деревом. Молча и выразительно глянула на полотно, потом на Кондвирамурсу.
— Лютик. — Сновидица с ходу сообразила, в чем дело, не заставила чародейку ждать. — Поет свои баллады под дубом Блеобхерисом.
Нимуэ улыбнулась, кивнула. И сделала еще один шаг, остановившись перед следующей картиной. Акварель. Символика. Две женские фигуры на холме. Над ними кружатся чайки, под ними, на склонах холма, череда теней.
— Цири и Трисс Меригольд, пророческое видение в Каэр Морхене.
Улыбка. Кивок, шаг, следующая картина. Наездник на мчащейся галопом лошади, кругом покореженные ольхи, протягивающие к нему руки–ветви. Кондвирамурса почувствовала, как по коже пробежали мурашки.
— Цири… Хм–м–м… Пожалуй, ее поездка на встречу с Геральтом на ферме низушка Хофмайера.
Следующая картина, потемневшее масло. Батальная сцена.
— Геральт и Кагыр обороняют мост на Яруге.
Потом пошло быстро.
— Йеннифэр и Цири: первая встреча в храме Мелитэле. Лютик и дриада Эитнэ в лесу Брокилон. Дружина Геральта в снежной метели на перевале Мальхеур…
— Браво, превосходно, — прервала Нимуэ. — Отличное знание легенды. Теперь тебе ясна вторая причина того, почему здесь оказалась ты, а не кто–нибудь другой?
* * *
Над столиком красного дерева, у которого они присели, нависло гигантское батальное полотно, изображающее, кажется, битву под Бренной. Ключевой момент боя или чья–то безвкусно–героическая смерть. Полотно, вне всяких сомнений, было кисти Николая Цертозы, что легко было определить по экспрессии, шизофренической заботливости о деталях и типичной для автора цветосветовой гамме.
— Да, я знаю легенду о ведьмаке и ведьмачке, — ответила Кондвирамурса. — Знаю и запросто могу пересказать любой ее отрывок. Еще будучи совсем маленькой, я обожала эту историю, зачитывалась ею. И мечтала быть такой же, как Йеннифэр. Однако, честно говоря, хоть это и была любовь с первого взгляда, причем любовь совершенно безрассудная, все же великой она не была.