— Не все, — покачала черной головкой чародейка. — Во–первых, не Ксартисиус отыскал цинтрийку и не он доставил ее в Лок Грим. Астролог занялся гороскопами и астромантией уже после того, как Эмгыр понял, что ему подсунули «липовую» княжну, и начал активные поиски настоящей. А в тюрьму старый идиот попал за обыкновенную ошибку в фокусе или шарлатанство. Дело в том, что, как мне удалось установить, он определил место нахождения искомой особы с точностью порядка ста верст. А центр этой территории оказался в пустыне, в диком безлюдье где–то за массивом Тир Тохаир, за истоками Вельды. Посланный туда Стефан Скеллен нашел одних только скорпионов да стервятников.
— А чего ты еще хотела от Ксартисиуса? Но на судьбе Кагыра это никак не отразится. Эмгыр запальчив, но никогда не пошлет на пытку и смерть просто так, без оснований. Кто–то, как ты сама сказала, виновен в том, что в Лок Грим доставили фальшивую княжну вместо истинной. Кто–то постарался раздобыть двойника. Стало быть, заговор был, а Кагыр позволил себя в него втянуть. Я не исключаю, что непреднамеренно. Что им воспользовались.
— Если так, то им воспользовались бы до конца. Он бы лично привез двойника Эмгыру. А Кагыр исчез без следа. Почему? Ведь его исчезновение должно было вызвать подозрения. Неужели думал, что Эмгыр раскроет обман с первого взгляда? А ведь раскрыл! Да и обязательно раскрыл бы, ведь у него была…
— Прядка волос, — прервала Ассирэ, — прядка волос шестилетней девочки. Фрингилья, эту девочку Эмгыр ищет не три года, а гораздо дольше. Похоже, Кагыр влип во что–то паршивое, что–то такое, что началось еще в то время, когда он ездил верхом на палочке. Хммм… Оставь мне эти волосы. Я хотела бы как следует исследовать обе прядки.
Фрингилья Виго медленно прищурила зеленые глаза.
— Оставлю. Но будь осторожна, Ассирэ. Не впутывайся в паршивые дела. Ты можешь обратить на себя внимание. А в начале беседы ты намекнула, что тебе это не на руку. И обещала объяснить причины.
Ассирэ вар Анагыд встала, подошла к окну, засмотрелась на блестящие в свете заходящего солнца островерхие крыши, шпили и башенки Нильфгаарда, имперской столицы, именуемой Городом Золотых Башен.
— Когда–то ты сказала, а я запомнила, — проговорила она, не поворачиваясь, — что магию не должны разделять границы. Что благо магии должно быть величайшим благом, не признающим никаких границ. Что пригодилось бы что–то вроде… секретной организации… Что–то вроде конвента или ложи…
— Я готова, — прервала длившееся несколько секунд молчание Фрингилья Виго, нильфгаардская чародейка. — Я решила и готова присоединиться. Благодарю за доверие и отличие. Когда и где произойдет собрание этой ложи, моя загадочная и таинственная подружка?
Ассирэ вар Анагыд, нильфгаардская чародейка, повернулась. На ее губах играла тень улыбки.
— Скоро, — сказала она. — Сейчас все объясню. Но сначала, чуть не забыла… Дай мне адрес твоей модистки, Фрингилья.
* * *
— Ни одного огня, — шепнула Мильва, всматриваясь в темный берег за блестевшей в лунном свете рекой. — Ни живого духа там нет, мнится мне. В лагере было сотни две беженцев. Ни один головы не сносил?
— Если победили имперские, то погнали всех в неволю, — шепнул в ответ Кагыр. — Если победили ваши, прихватили, уходя, и их.
Они подошли ближе к берегу, к заросшей камышом трясине. Мильва наступила на что–то и еле сдержала крик, увидев торчащую между кочками усеянную пиявками руку.
— Всего–навсего труп, — буркнул Кагыр, схватив ее за плечо. — Наш. Даэрлянец… Седьмая даэрлянская кавалерийская бригада. Серебряный скорпион на рукаве…
— О боги… — вздрогнула девушка, сжимая лук вспотевшей рукой. — Слышал голос? Что это было?
— Волк.
— Или гуль… Или какой другой окаянец. Там, в лагере, тоже должна куча трупов лежать… Зараза, не пойду я ночью на тот берег!
— Подождем до рассвета… Мильва? Чем тут так странно…
— Регис?.. — Лучница сдержала крик, почувствовав запах полыни, шалфея, кориандра и аниса. — Регис? Ты, что ль?
— Я, — бесшумно появился из мрака цирюльник. — Беспокоился за тебя. Вижу, ты не одна.
— Угу. Верно видишь. — Мильва отпустила плечо Кагыра, который уже доставал меч. — Я не одна, и он теперь тоже не один. Но это долгая история, как говорят некоторые. Регис, что с ведьмаком? С Лютиком? С остальными? Знаешь, что с ними?
— Знаю. Лошади есть?
— Есть. В ивняке укрыты.
— Двигаем на юг, вниз по Хотле. Немедленно. До полуночи надо быть у Армерии.
— Что с ведьмаком и поэтом? Они живы?
— Живы. Но у них неприятности.
— Какие?
— Это долгая история.
* * *
Лютик застонал, пытаясь повернуться и устроиться хоть немного поудобнее. Однако это была задача, невыполнимая для человека, лежащего в куче осыпающихся стружек и опилок и связанного веревками наподобие подготовленного к копчению свиного рулета.
— Не повесили нас сразу, — ойкнул он. — Вся надежда… В этом вся наша надежда…
— Успокойся. — Ведьмак лежал не двигаясь, глядя на луну, просвечивающую сквозь щели в крыше дровяного сарая. — Знаешь, почему Виссегерд не повесил нас сразу? Потому что решил казнить публично, на рассвете, когда весь корпус соберется уходить. В пропагандистско–воспитательных целях.
Лютик умолк. Геральт слышал, как он сопит и постанывает.
— У тебя–то есть шансы вывернуться, — сказал он, чтобы успокоить поэта. — Мне Виссегерд собирается отомстить за личную обиду, а против тебя он ничего не имеет. Твой знакомый граф вытащит тебя из беды, вот увидишь.
— Хрен вам, — ответил бард, к удивлению ведьмака спокойно и совершенно рассудительно, — хрен вам, хрен и дерьмо. Не считай меня ребенком. Во–первых, в пропагандистско–воспитательных целях два висельника лучше, чем один. Во–вторых, он не захочет оставлять в живых свидетелей. Нет, брат, будем болтаться рядышком.
— Перестань, Лютик. Лежи тихо и обдумывай возможности.
— Какие еще возможности, черт побери?
— Любые.
Болтовня поэта мешала ведьмаку собраться с мыслями, а мыслил он интересно. Все время ждал, что в сарай вот–вот ввалятся люди из темерской войсковой разведки, которые, несомненно, были в корпусе Виссегерда.
Разведку наверняка заинтересовали бы подробности событий в Гарштанге на острове Танедд. Геральт почти не знал подробностей, однако понимал, что прежде чем агенты в это поверят, он уже будет очень, очень больным. Вся его надежда основывалась на том, что ослепленный жаждой мести Виссегерд не разболтал о его поимке. Разведка могла бы попытаться вырвать пленников из когтей взбешенного маршала, чтобы забрать их в главную квартиру. Вернее, потащить в главную квартиру то, что останется от них после первых допросов.
Меж тем поэт придумал «возможность».