Ведьмак - читать онлайн книгу. Автор: Анджей Сапковский cтр.№ 169

— Чепуха, — холодно сказал эльф. — Глупости, милсдарь рыцарь. Расизм вам явно глаза затуманил. Нильфгаардцы такие же люди, как и вы.

— Наглая ложь! Все знают: это потомки Черных Сеидхе! В их жилах течет эльфья кровь. Кровь эльфов.

— А в ваших жилах что течет? — насмешливо улыбнулся эльф. — Мы из поколения в поколение смешиваем нашу кровь, из столетия в столетие, мы и вы, и получается это прекрасно, не знаю только, к счастью или наоборот. Смешанные браки вы начали осуждать четверть века назад, кстати сказать, с жалкими результатами. Ну покажите–ка мне сейчас человека без примеси Seidhe Ichaer, крови Старшего Народа.

Вилиберт заметно покраснел. Покраснела также Вэра Лёвенхаупт. Наклонил голову и закашлялся чародей Радклифф. Что интересно, зарумянилась даже прекрасная эльфка в горностаевом токе.

— Все мы — дети Матери Земли, — раздался в тишине голос седовласого друида. — Дети Матери Природы. И хоть не чтим мы ее, хоть порой доставляем ей огорчения и боль, хоть разрываем ей сердце, она любит нас, любит нас всех. Не забывайте об этом вы, собравшиеся здесь, в Месте Дружбы. И к чему выяснять, кто из нас был здесь первым, ибо первым был выброшенный волной на берег Желудь, а из Желудя возрос Великий Блеобхерис, самый древний из дубов. Стоя под ветвями Блеобхериса, меж его извечных корней, не следует забывать о наших собственных, братских корнях, о земле, из коей корни эти вырастают. Будем помнить о словах песни поэта Лютика…

— Кстати! — крикнула Вэра Лёвенхаупт. — А где же он?

— Смылся, — констатировал Шелдон Скаггс, взирая на пустое место под дубом. — Заграбастал денежки и смылся, не попрощавшись. Воистину по–эльфьему!

— По–краснолюдски! — пропищали скобяные изделия.

— По–человечьи, — поправил высокий эльф, а красотка в токе прислонилась головкой к его плечу.

* * *

— Эй, музыкант, — бросила бордель–маман Лянтиери, без стука вступая в комнату и распространяя вокруг аромат гиацинта, запах пота, пива и копченой грудинки. — К тебе посетитель. А ну, кыш отсюда, благородные дамы.

Лютик поправил волосы, раскинулся в огромном резном кресле. Две сидевшие у него на коленях «благородные дамы» быстренько спрыгнули, прикрыли прелести, натянули просторные рубашки. «Девичья застенчивость», — подумал поэт, — вот шикарное название для баллады». Он встал, застегнул пояс и, увидев стоящего на пороге дворянина, надел суконную куртку, бросив при этом:

— Воистину, никуда от вас не денешься, всюду вы меня отыщете, хотя редко выбираете для этого подходящее время. На ваше счастье, я еще не решил, которую из двух красоток предпочту. А оставить себе обеих при твоих–то ценах, Лянтиери, не могу.

Маман Лянтиери с пониманием усмехнулась, хлопнула в ладоши. Обе девицы — белокожая, веснушчатая островитянка и темноволосая полуэльфка — спешно покинули комнату. Стоящий на пороге мужчина скинул плащ и вручил его маман вместе с небольшим, но пузатеньким мешочком.

— Простите, маэстро, — сказал он, подходя и присаживаясь к столу. — Знаю, что побеспокоил вас не вовремя. Но вы так скоропалительно исчезли из–под дуба… Я не догнал вас на большаке, как думал, и не сразу напал на ваш след в городке. Поверьте, я не отниму у вас много времени…

— Все так говорят, а оборачивается иначе, — прервал бард. — Оставь нас одних, Лянтиери, да посмотри, чтоб нам не мешали. Слушаю вас, уважаемый.

Мужчина изучающе взглянул на Лютика. У него были темные, влажные, как бы слезящиеся глаза, острый нос и некрасивые тонкие губы.

— Без проволочек приступаю к делу, — бросил он, переждав, пока за хозяйкой борделя прикроется дверь. — Меня интересуют ваши баллады, маэстро. Точнее говоря, определенные личности, о которых вы поете. Меня занимают истинные судьбы героев ваших баллад. Ведь, если не ошибаюсь, именно истинные–то судьбы реальных героев подвигнули вас на создание прелестных произведений, которые мне довелось выслушать под дубом. Я говорю… о малютке Цирилле из Цинтры. Внучке королевы Калантэ.

Лютик глянул в потолок, забарабанил пальцами по столу.

— Милостивый государь, — сказал он сухо. — Странные, однако, у вас интересы. И вопросы тоже. Что–то мне сдается, вы не тот, за кого я вас принял.

— И за кого же вы меня приняли, можно узнать?

— Не знаю, можно ли. Все зависит от того, передадите ли вы мне приветы от наших общих знакомых. Следовало бы сделать это в самом начале, да вы, видно, позабыли.

— Отнюдь. — Мужчина сунул руку за полу бархатного кафтана цвета сепии, извлек второй мешочек, побольше того, который вручил бордель–маман, не менее пузатый и столь же призывно звякнувший при соприкосновении со столешницей. — Просто у нас нет общих знакомых, маэстро Лютик. Но неужто этот мешочек не в состоянии заполнить пробел?

— И что ж вы намерены купить за этакий тощенький кошелек? — надул губы трубадур. — Весь бордель маман Лянтиери и окружающую его территорию?

— Допустим, хотел бы материально поддержать искусство. И артиста. Для того чтобы поболтать с артистом об его творчестве.

— Вы так сильно почитаете искусство, друг мой? Горите таким желанием побеседовать с артистом, что пытаетесь всучить ему деньги, еще не успев представиться, нарушив тем самым элементарные нормы приличия? И вежливости?

— В начале разговора, — незнакомец слегка прищурился, — вам не мешало мое инкогнито.

— Теперь начало мешать.

— Я не стыжусь своего имени, — с едва заметной усмешкой на тонких губах проговорил мужчина. — Меня зовут Риенс. Вы меня не знаете, маэстро, и неудивительно. Вы слишком известны и знамениты, чтобы знать всех своих почитателей. А вот любому почитателю вашего таланта мнится, будто он знает вас так близко, что определенная доверительность как бы вполне допустима. Ко мне это относится в полной мере. Я понимаю, сколь ошибочно такое мнение, и прошу простить великодушно.

— Великодушно прощаю.

— Стало быть, можно надеяться услышать от вас ответы на два–три вопроса…

— Нет, не можно, — насупившись, прервал поэт. — Теперь уж извольте вы простить великодушно, но я не люблю обсуждать свои произведения, вдохновение, а также особ как фиктивных, так и иных. Ибо такие обсуждения лишают произведения их поэтического флера и ведут к тривиальности…

— Неужто?

— Определенно. Ну подумайте, что будет, если я, спев, к примеру, балладу о веселой мельничихе, сообщу, что вообще–то в песне говорится о Звирке, жене мельника Пескаря, и все это дополню указанием на то, что Звирку можно, простите, свободно трахать по четвергам, поскольку именно в эти дни мельник ездит на ярмарку. Но ведь тогда это будет уже никакая не поэзия, а типичное сводничество либо злостная клевета.

— Понимаю, понимаю, — быстро бросил Риенс. — Но, мне кажется, пример неудачен. Меня ведь не интересуют чьи–то шалости или грешки. Вы никого не оклевещете, ответив на мои вопросы. Мне просто любопытно было бы узнать, что в действительности сталось с Цириллой, княжной Цинтры. Некоторые утверждают, будто Цирилла погибла при захвате города нильфгаардцами и что даже есть очевидцы. Из вашей баллады, однако же, можно сделать вывод, что ребенок выжил. Меня искренне интересует, что это — ваше воображение или же реальный факт? Правда или ложь?