— Да будет так, — произнесла Эитнэ, отворачиваясь. — Уходите.
Браэнн схватила Цири, коснулась плеча Геральта, но ведьмак отстранился.
— Благодарю тебя, Эитнэ, — сказал он.
Дриада мгновенно повернулась.
— За что?
— За Предназначение, — улыбнулся он. — За твое решение. Это ведь не была Вода Брокилона, верно? Цири должна была вернуться домой. И ты, Эитнэ, сыграла роль Предназначения. За это я тебя благодарю.
— Как мало ты знаешь о Предназначении, — горько проговорила дриада. — Как мало ты знаешь, ведьмак. Как мало ты видишь. Как мало ты понимаешь. Благодаришь меня? Благодаришь за ту роль, которую я сыграла? За базарное представление? За фокус, за обман, за мистификацию? За то, что Меч Предназначения был, как ты думаешь, изготовлен из дерева, покрытого позолотой? Продолжай. Не благодари, а разоблачи меня. Поставь на своем. Докажи, что прав ты. Брось мне в лицо твою правду, покажи, как торжествует трезвая, человеческая правда, здравый рассудок, которые, по вашему разумению, помогают вам завоевывать мир. Вот Вода Брокилона, еще немного осталось. Ты отважишься? Завоеватель мира?
Геральт, хоть и был возбужден ее словами, колебался только мгновение. Вода Брокилона, даже самая подлинная, не могла повлиять на него, против содержащихся в ней токсинов, галлюциногенных танинов он был полностью иммунизирован. Но ведь это не могла быть Вода Брокилона, Цири пила ее, и с ней ничего не случилось. Он взял кубок обеими руками, глянул в серебряные глаза дриады.
Земля моментально ушла у него из–под ног и обрушилась ему на спину. Гигантский дуб закружился и задрожал. С трудом водя кругом немеющими руками, он открыл глаза, и это было так, словно он поднимал мраморную плиту саркофага. Увидел перед собой маленькое личико Браэнн, а за ним блестящие ртутью глаза Эитнэ. И еще другие глаза, зеленые, как изумруды. Нет, более светлые. Как весенняя травка. Медальон на его шее раздражал, вибрировал.
— Гвинблейдд, — услышал он, — смотри внимательно, не закрывай глаза, это тебе не поможет. Смотри, смотри на твое Предназначение.
— Ты помнишь?
Неожиданная, разрывающая завесу дыма вспышка света, огромные, тяжелые от свечей канделябры, истекающие фестонами воска. Каменные стены, крутые ступени. Спускающаяся по ступеням зеленоглазая пепельноволосая девушка в диадемке с искусно вырезанной геммой, в серебристо–голубом платье со шлейфом, поддерживаемым пажом в пунцовой курточке.
— Ты помнишь?
Его голос, говорящий… Говорящий…
— Я вернусь сюда через шесть лет…
Беседка, тепло, аромат цветов, натужное монотонное гудение пчел. Он один, на коленях, подающий розу женщине с пепельными волосами, локонами выбивающимися из–под узенькой золотой дужки. На пальцах руки, берущей у него розу, перстни с изумрудами, огромные, зеленые кабошоны.
— Возвращайся, — говорит женщина. — Возвращайся, если изменишь мнение. Твое Предназначение будет ждать.
«Я так и не возвратился, — подумал он. — Никогда туда не возвратился. Я никогда не возвратился в…»
Куда?
Пепельные волосы. Зеленые глаза.
Снова ее голос, в темноте, во мраке, в котором гинет все. Есть только огни, огни по самый горизонт. Туман искр в пурпурном дыме. Беллетэйн! Майская ночь! Из клубов дыма смотрят темные, фиолетовые глаза, горящие на бледном треугольном лице, заслоненном черной бурей локонов.
Йеннифэр!
— Слишком мало, — узкие губы видения, неожиданно искривившиеся, по бледной щеке катится слеза, быстро, все быстрее, как капля воска по свече. — Слишком мало. Нужно нечто большее.
— Йеннифэр!
— Тщета за тщету, — говорит видение голосом Эитнэ. — Тщета и пустота, которая в тебе, завоеватель мира, не умеющий даже завоевать женщину, которую любишь. Уходящий и сбегающий, когда его Предназначение находится на расстоянии вытянутой руки. У Меча Предназначения два острия. Одно — это ты. А второе? Белый Волк? Что — второе?
— Нет Предназначения, — его собственный голос. — Нет. Его нет. Оно не существует. Единственное, что предназначено всем, — это смерть.
— Правда, — говорит женщина с пепельными волосами и загадочной улыбкой. — Это правда, Геральт.
На женщине серебристые латы, окровавленные, погнутые, продырявленные остриями пик или алебард. Кровь тонкой струйкой течет из уголка загадочно и некрасиво улыбающихся губ.
— Ты смеешься над Предназначением, — говорит она, не переставая улыбаться. — Насмехаешься над ним, играешь с ним. У Меча Предназначения два острия. Одно из них — ты. Другое — смерть? Но это умираем мы, умираем из–за тебя. Тебя смерть не может достать, поэтому довольствуется нами. Смерть следует за тобой по пятам, Белый Волк. Но умирают другие. Из–за тебя. Ты меня помнишь?
— Ка… Калантэ!
— Ты, Дитя Старшей Крови, можешь его спасти, — голос Эитнэ из–за занавеса дыма. — Ты можешь его спасти. Прежде чем он погрузится в так полюбившееся ему небытие. В черный бесконечный лес.
Глаза зеленые, как весенняя трава. Прикосновение. Голоса, кричащие невнятным хором. Лица.
Он уже не видел ничего, летел в пропасть, в пустоту, во тьму. Последнее, что он услышал, был голос Эитнэ:
— Да будет так.
7
— Геральт! Проснись! Пожалуйста, проснись! Геральт!
Он открыл глаза, увидел солнце, золотой дукат с четкими краями, наверху, над вершинами деревьев, за мутной завесой утреннего тумана. Он лежал на мокром, губчатом мхе, твердый корень упирался в спину.
Цири — рядом, на коленях, дергала его за полу куртки.
— Дьявольщина… — Он откашлялся, осмотрелся. — Где я? Как сюда попал?
— Не знаю, — сказала девочка. — Я только что проснулась, здесь, рядом с тобой, я ужасненько замерзла. Не помню, как… Знаешь что? Это чары!
— Вероятно, ты права. — Он сел, выгребая сосновые иглы из–за воротника. — Вероятно, ты права, Цири. Вода Брокилона, черт побери… Похоже, дриады недурно позабавились.
Он встал, поднял лежащий рядом меч, перекинул ремень через плечо.
— Цири?
— А?
— Ты тоже позабавилась?
— Я?
— Ты дочь Паветты, внучка Калантэ из Цинтры. Ты с самого начала знала, кто я такой?
— Нет, — покраснела она. — Не с самого. Ты расколдовал моего папу, правда?
— Неправда, — покрутил он головой. — Это сделала твоя мама. И твоя бабка. Я только помог.
— Но няня говорила… Говорила, что я предназначена. Что я — Неожиданность. Дитя–Неожиданность. Геральт?
— Цири. — Он поглядел на нее, вертя головой и улыбаясь. — Поверь, ты самая большая неожиданность, какая могла со мной приключиться.
— Ха! — Лицо девочки просветлело. — Это правда? Я предназначена! Няня говорила, что придет ведьмак, у которого белые волосы, и заберет меня. А бабушка шумела… Ах, да что там! Куда ты меня заберешь? Скажи?