– Я тебе тогда предложил подумать. Ты подумал?
Дорохов осторожно сказал:
– А что такое, Алексан Яклич?
Экселенц выдохнул дым длинной тонкой струйкой.
– Миша, сотрудник мой разлюбезный, – экселенц посмотрел Дорохову в глаза. – Я с февраля перехожу в Молгенетику. Есть договоренность со Свердловым.
– А как же лаборатория? А Дебабов знает?
– Естественно. Это же не вчера началось… С ним согласовано. Ты переводишься со мной. И Орлова, и Костров.
– А Хоря?
– Хорькова не пропадет. За нее не волнуйся, – экселенц усмехнулся. – Хорькова, знаешь ли, умница, каких поискать. У нее далекий и интересный прицел. О девушке уже справлялся Колчински. Дебабову звонили из Академии наук, спрашивали: а что это за Хорькова у вас такая замечательная и уникальная, что ею интересуется сам Колчински?
Экселенц подмигнул, и Дорохов вспомнил августовский симпозиум по интерлейкинам и профессора Колчински из Вашингтона. Хорю приставили к нему – переводить и вообще – сопровождать. Она возила Колчински по Золотому кольцу, водила в Алмазный фонд, в Большой театр. Покупала на музыкальной толкучке в Филях для его внука пластинку рок-группы «Черный кофе».
– Ну ладно, давай-ка я открою карты, – сказал экселенц. – Я больше не хочу здесь работать.
– Где здесь, Алексан Яклич?
– Я не хочу больше работать в стране дураков, – спокойно сказал экселенц. – Я много лет играл по здешним правилам. Жил со своей пятой группой инвалидности и занимался наукой, насколько это было возможно. Даже в партию хотел вступить… Чего ты ухмыляешься? Деваться мне было некуда, застрять в завлабах я не хотел… Такие тут правила игры, и других вариантов не было.
– Понятно, – сказал Дорохов.
– А теперь есть другие варианты, – экселенц затянулся. – Мишка, советская наука – это замечательно. Это великолепно. Весь мир в ноженьки должен кланяться советской науке… Луноход и синхрофазотрон. Ландау, Тамм и Арцимович… Понедельник начинается в субботу, и все такое прочее. Но видишь ли, наша страна дураков это в первую очередь глухая провинция. Я уж не стану тебе говорить, что есть места, устроенные разумнее и добрее. Ты не маленький мальчик, сам все знаешь. Жуткая страна, безумная… Но меня как ученого всегда не это удручало. – Экселенц покачал головой. – Здесь провинция, Миша. Глухомань. А я не ракетчик, и не физик-теоретик. Я биолог, мне сорок лет, и я еще кое-что могу. Я нормальный небесталанный ученый, я хочу еще лет двадцать поработать. Без постановлений партии и правительства, на человеческой аппаратуре, с качественными реактивами и без идеологической подоплеки. И я хочу работать, не будучи изолированым от всего человечества! Понимаешь меня?
Дорохов кивнул. Все он понимал. Совершенно ни к чему было экселенцу толкать эту речугу.
– Прекрасно, – удовлетворенно сказал экселенц. – Ты меня понимаешь. Поэтому поступим следующим образом. Мы переходим в Молгенетику. Там будет образован отдел функциональной энзимологии, я буду начальником отдела.
– И что? – тихо спросил Дорохов.
Он вдруг понял, что этот разговор с Риснером стоит в десять раз больше, чем диплом, распределение и защита.
– Где-то через месяц из Колумбийского университета поступит предложение направить туда по научному обмену сотрудника отдела функциональной энзимологии Института молекулярной генетики Академии наук СССР Дорохова Михаила Юрьевича, – экселенц, что называется, наслаждался произведенным эффектом. – Ну как, не страшно? Не страшно тебе, сотрудник мой разлюбезный?
– Страшно, – признался Дорохов. – Елки зеленые, Город Желтого Дьявола… Страшно, конечно.
– Твоя кандидатура должна быть утверждена в Академии наук, в отделе по внешним сношениям. Я говорил о тебе со Свердловым, он поддержит твою кандидатуру.
Дорохов сглотнул и спросил:
– А кроме меня кто еще?
– Орлова, летом.
– Вы знаете, у нее парень есть, – сказал Дорохов. – У них все серьезно.
– Вместе с парнем поедет, – Риснер кивнул. – Потом Костров, потом Лара Изотова…
– А вы?
– За меня, дружок, не беспокойся, – с очаровательным высокомерием произнес экселенц.
И Дорохов подумал: за экселенца беспокоиться не стоит. Экселенца уже ждут на границе машина с забрызганными грязью номерами и лыжи, которые предусмотрительно воткнули в снег. И усталый мудрый Штирлиц уже везет экселенца на «Хорьхе» к «окну на границе», и несется из радиоприемника надтреснутый голос Эдит Пиаф, и все уже решено и продумано…
«…Благослови вас бог, – ответил пастор и неумело пошел на лыжах в том направлении, куда указал ему Штирлиц. Два раза он упал – точно на линии границы. Штирлиц стоял возле машины до тех пор, пока пастор не прокричал из леса, черневшего на швейцарской стороне ущелья…»
– Кофе, – напомнил экселенц. – Ты пей, остынет.
Дорохов машинально взял чашку и сделал глоток.
– Но ты, мне кажется, не удивлен?
– А что, это теперь так легко?
– Не легко, но возможно, – Риснер закурил вторую сигарету. – Теперь, слава богу, это возможно… Все, Мишка, мы отваливаем. А они тут пусть играют в поворот рек.
– И что потом?
– Суп с котом. Ты помнишь политическую карту мира? Между Мексикой и Канадой есть одно местечко… Там можно хорошо поработать.
– Дела… – сказал Дорохов.
У него немножко звенело в ушах, и руки вспотели.
– Ты поедешь на стажировку. «Стажировка» – понятие довольно расплывчатое, может трансформироваться в длительное пребывание. Бесконечно длительное… Есть такая штука – «зеленая карта». Слышал?
Дорохов мотнул головой.
– Ладно, это я тебе потом объясню…. Из ВНИИ генетики ты бы поехать не смог. У нас отраслевой институт, а направление стажеров за рубеж – прерогатива Академии наук. Вот за этим мы переходим в Молгенетику.
– Понятно.
– Нам еще предстоят большие хлопоты, – экселенц потер ладони, словно собирался сию минуту схватить топор или кирку и начинать хлопоты.
– Алексан Яклич… А жить там на что? Вы извините, я плохо соображаю… Хаос в голове… А командировочные? А зарплата? Это что же – в долларах?
– Тебе оплатят билет, – сказал Риснер. – Он, кстати, недорого стоит – рублей сто двадцать. Я даже удивился, когда узнал. Смешные деньги.
– Я буду получать зарплату в Колумбийском университете?
– Немножко не так, – терпеливо сказал экселенц. – Слушай, давай выпьем джина. За успех нашего безнадежного предприятия.
Теперь модно было так говорить – «за успех нашего безнадежного предприятия».
– Объясняю, – экселенц поставил пустую рюмку рядом с пепельницей. – Академия наук оплатит билет и выпустит тебя из страны дураков. Колумбийский университет предоставит производственные помещения и производственные мощности. А вот оплатит твою работу третья сторона. В Америке существуют разнообразные фонды, которые финансируют научные программы. В том числе – приглашение иностранных ученых. Ты слышал когда-нибудь такое имя – Джордж Сорос?