— Товарищ Шабе вновь принят в Польскую объединенную рабочую партию, — объявляет председатель. — Все его административные и уголовные дела закрыты.
Председатель тоже смотрит туда, куда теперь устремили взгляды все, — по ту сторону стола, где стоит Шабе.
Он седой, худой как скелет, изможденное лицо выражает наглость и дерзость. С нарочитой медлительностью он кладет в рот сигарету, закуривает и выпускает дым прямо в сторону комиссии.
Юрек на большой скорости вел «фиат» по проселочной дороге. Контатти, сидевший рядом, отпил прямо из бутылки большой глоток водки.
— Счета хорошо проверил? — поинтересовался Юрек.
Прежде чем ответить, Контатти передал ему бутылку.
— Семь тысяч четыреста долларов, с задатками «помощникам», арендой дома, гостиницами, возмещением расходов, транспортом, арендой машины…
— Просто рекорд экономии. — Юрек отпил и возвратил ему бутылку.
— Еще бы! — восхитился Контатти. — Русские или американцы потратили бы на это миллион долларов!
— Да, но у нас-то ведь есть только уголь, только его производим мы, умирающие от голода поляки, не имеющие никакой ценной валюты. — Голос Юрека звучал глухо. — И как мы оправдаем эти расходы?
— Придумаем что-нибудь. Донесения несуществующих информаторов, которым пришлось платить наличными… И потом, видишь это? — Контатти указал товарищу на чемоданчик, лежащий у него на коленях. — Разве это не чудо? Мы ведь только что сэкономили полмиллиона долларов!
— Можешь выбросить их в окно.
С насмешливым видом Контатти опустил стекло и сделал вид, будто и в самом деле хочет бросить чемоданчик, но остановился:
— Так выбросить?
— Выброси!
Контатти вышвырнул чемоданчик в окно. Холодный ветер встрепал ему волосы.
— Чем ты его набил? — равнодушно спросил Юрек. — Нарезанной бумагой?
— Да нет, там носки, трусы… всякое мое старое белье. — Он закрыл окно и снова отпил из бутылки. Казалось, хорошее настроение внезапно покинуло его. — Мерилен… Еще немного, и я бы окончательно влюбился в нее.
— Ты? — Забрав у него бутылку, Юрек опять глотнул водки.
— Ее наивность меня восхищала, — объяснил Контатти с мечтательным выражением лица. — И ее хитрость, инстинкт самосохранения, попытки выглядеть беспристрастной, эти ее нравственные терзания… Спорила, рассуждала, всегда как-то реагировала… Очень красивое животное.
Глаза его, как и у Юрека, сверкали. Лица у обоих уже побагровели от алкоголя.
— Мы тоже красивые животные, — сказал Юрек. — Быстрые, жестокие…
— Лесные животные…
— Ночные животные…
— Она думала, что спасется, если будет шантажировать меня… Думала, что спасу ее из любви, — продолжал Юрек, с трудом разглядывая дорогу. — И в какой-то момент я даже всерьез подумал об этом.
— Знаю.
— Нет, в этом случае мне не удалось превратить квадрат в круг.
— Все сделано правильно, — сказал Контатти. — ЦРУ, КГБ, английская разведка все равно разыскали бы ее, кем бы она ни была, блондинкой или шатенкой. И она не выдержала бы электрических разрядов Суханова…
— Или инъекций Уэйна. — Юрек потянулся за бутылкой.
— Хватит, ты же за рулем.
— Хочешь один допить бутылку?
— Обижаешь.
На повороте машина пошла юзом, заскрипели тормоза, их крепко мотнуло, но в последний момент Юрек все же сумел выйти на прямую, переключил передачу и, прибавив скорость, снова заговорил:
— Это животное едет на бензине, мы — на водке, но все мы сделаны из стали. Прибавлю скорость, машина расплавится. А мы уже расплавились.
— Но не Шабе.
— Шабе сделан не из такой плохой стали, как мы. Он из золота. Сияет. Большевик, последний оставшийся экземпляр. — Юрек выпил еще и отдал товарищу бутылку с остатком водки на донышке. — Мир вертится благодаря ему. Все меняются, продаются, предают… Но если где-то сказано, что все должны предать, то он последний, кто это сделает…
В гостиной на вилле английского посла Шабе набрал номер телефона и, когда ему ответили, попросил:
— Соедините меня, пожалуйста, с мистером Уэйном… Я — лицо, которое может его интересовать… У меня есть для него предложение… Да, в это время… Мистер Уэйн?.. Мне известно, что вы разыскиваете одну вашу дорогую подругу и одновременно вашего сотрудника. Давайте увидимся… Я знаю одно идеальное для такой встречи место… Тихое, нейтральное… Вилла английского посла… Да, в Марино… Наша беседа будет поучительной и полезной, надеюсь. Поэтому приглашаю и вашего гостя… Да, вы правильно меня поняли. Без мистера Суханова можете не приезжать… Если мы хотим кое-что прояснить и провести хорошую сделку, нужно встретиться всем троим. — И он положил трубку, не дожидаясь ответа.
Тем временем «фиат» мчался в ночи на бешеной скорости. Дорога была опасной: сплошные повороты, спуски и подъемы. Юрек был отличным водителем, вел машину умело, но бесшабашно. Контатти пошарил на заднем сиденье, извлек еще одну бутылку водки и зубами вскрыл ее.
— Сколько времени понадобится Суханову, чтобы отыскать нас?
— Это зависит от нас с тобой. И от Шабе.
— В таком случае я сказал бы, что мы можем пить совершенно спокойно. — Он глотнул водки.
— Не питай иллюзий.
— Я и не питаю никаких иллюзий, — ответил Контатти, протягивая Юреку бутылку. — У КГБ великолепные антенны в Варшаве. Они все узнают рано или поздно.
Юрек выпил, и его охватило какое-то мрачное веселье. Он скрипнул зубами:
— Сукины дети! Прекрасная логика! Мистеру Брежневу угодно вернуть своего Форста? И сразу же появляется Хаген для мистера Картера, занявшего теплое местечко Рейгана! А мы?
— А мы схватим его за одно место, уж извини за такое выражение, во имя пролетарского интернационализма! Маленькие поляки не в счет, как не в счет и маленькие англичане, маленькие итальянцы…
— На свете существуют только они. Две страны, два великих государства.
— Большие силы, маленькие силы — это закон.
— Ах вот как? — воскликнул Юрек, тыча пальцем в Контатти. — И тогда знаешь, что я с тобой сделаю? Я убью твоего Хагена!
— И великие государства останутся с носом! — воскликнул Контатти.
Они весьма крепко опьянели. Они кричали, жестикулировали, то и дело переходя от веселья к унынию.
Юрек выпил еще.
— Станут ругаться, кусать друг друга до крови, есть друг друга. — Он покачал головой. — Съедят и нас с тобой.
Контатти выхватил у него бутылку:
— Какой чудный будет праздник! Замечательный! Живыми! Возьмут нас живыми! Советские, чтобы вручить нас американцам, а американцы, чтобы передать советским.