И бригада двинулась. По расхлябанной, разъезженной
гусеницами колее, скользя и хватаясь друг за друга, штрафники спустились в
болотистую лощину, свернули и зашагали прочь от железной дороги. Здесь колонну
нагнали командиры взводов. Гай пошел рядом с Максимом, он был бледен, играл
желваками и сначала долго молчал, хотя Зеф сразу спросил его, что слышно.
Лощина постепенно расширялась, появились кусты, впереди замаячил лесок. У
обочины дороги торчал, завалившись гусеницей в мокрую рытвину, огромный
неуклюжий танк, какой-то древний, совсем не похожий на патрульные танки
береговой охраны, – с маленькой квадратной башней и маленькой пушечкой. Возле
танка возились угрюмые люди в замасленных куртках. Штрафники шагали вразброд,
засунув руки в карманы, подняв жесткие воротники. Многие осторожно поглядывали
по сторонам – нельзя ли смыться? Кустики были очень соблазнительные, но на
склонах лощины маячили через каждые двести-триста шагов черные фигуры с
автоматами. Навстречу, ныряя в колдобинах, проползли три грузовика-цистерны.
Водители были мрачны и не смотрели на штрафников. Дождь усиливался, настроение
падало. Шли молча, покорно, как скот, все реже озираясь.
– Слушай, взводный, – проворчал Зеф. – Неужели нам так
и не дадут пожрать?
Гай достал из кармана краюху хлеба и сунул ему.
– Все, – сказал он. – До самой смерти.
Зеф погрузил краюху в бороду и принялся отчетливо работать
челюстями. Бред какой-то, подумал Максим. Ведь все знают, что идут на верную
смерть. И все-таки идут. Значит, на что-нибудь надеются? Значит, у каждого есть
какой-то план? Да, ведь они ничего не знают об излучении… Каждый думает:
где-нибудь там, по дороге, сверну, выскочу из танка и прилягу, а дураки пусть
наступают… Вот с этого мы и начнем борьбу против правых: об излучении нужно
писать листовки, кричать в общественных местах, радиостанции организовывать…
хотя приемники действуют только на двух частотах… все равно, врываться в паузы.
Не на башни тратить людей, а на контр-пропаганду… Впрочем, все это потом,
потом, сейчас нельзя отвлекаться. Сейчас надо все замечать. Искать малейшие
щелки… На станции танков не было и пушек тоже, везде только стрелки-гвардейцы.
Это надо иметь в виду. Лощина хорошая, глубокая, а охрану, вероятно, снимут,
как только мы пройдем… Да нет, причем здесь охрана – все побежит вперед, как
только включат излучатели… Он с удивительной отчетливостью представил себе, как
это будет. Врубаются излучатели. Танки штрафников с ревом устремляются вперед.
За ними валят валом армейцы. Вся прифронтовая полоса пустеет… Трудно
представить себе глубину этой полосы, неизвестен радиус действия излучателей,
но уж два-три километра – наверняка. В полосе глубиной два-три километра не останется
ни одного человека с ясной головой. Кроме меня… Э, нет, не только два-три
километра. Больше. Все стационарные установки, все башни – все будет включено
и, наверное, на максимальную мощность. Весь приграничный район сойдет с ума…
Массаракш, как же быть с Зефом, он же этого не выдержит… Максим покосился на
мерно двигающуюся рыжую бороду, на хмурое грязное хайло мировой знаменитости.
Ничего, выдержит. В крайнем случае придется помочь, хотя, боюсь, будет не до
того. И еще Гай – с него ведь глаз нельзя будет спускать… Да, придется
поработать. Ладно. В конце концов в этом мутном водовороте я все равно буду
полным хозяином, и остановить меня никто не сможет, да и не захочет…
Прошли лесок, и сразу стал слышен слитный гул
громкоговорителей, треск выхлопов, раздраженные крики. Впереди, на пологом
травянистом склоне, поднимающемся к северу, стояли в три ряда танки. Между ними
бродили люди, слоился сизый дым. «А вот и наши гробы!» – весело и громко
произнес кто-то впереди.
– Ты посмотри, что они нам дают, – сказал Гай. –
Довоенные танки, хлам имперский, консервные банки… Слушай, Мак, мы что же, так
и подохнем здесь? Ведь это же погибель верная…
– Сколько до границы? – спросил Максим. – И что там
вообще – за гребнем?
– Там равнина, – ответил Гай. – Как стол. Граница
километрах в трех, потом начинаются холмы, они тянутся до самой…
– Речки нет?
– Нет.
– Овраги?
– Н-нет… Не помню. А что?
Максим поймал его руку, крепко сжал.
– Не падай духом, мальчик, – сказал он. – Все будет
хорошо.
Гай с отчаянной надеждой глядел на него снизу вверх. Глаза у
него запали, скулы обтянуло.
– Правда? – сказал он. – А то ведь я никакого выхода не
вижу. Оружие отобрали, в танках вместо снарядов – болванки. Пулеметов нет.
Впереди смерть, позади смерть…
– Ага! – злорадно сказал Зеф. – Замочил штанишки? Это
тебе не воспитуемых по зубам щелкать…
Колонна втянулась в интервал между рядами танков и
остановилась. Разговаривать стало трудно. Прямо на траве были установлены
громадные раструбы громкоговорителей, бархатный магнитофонный бас вещал: «Там, за
гребнем лощины, коварный враг. Только вперед. Только вперед. Рычаги на себя и –
вперед. На врага. Вперед… Там, за гребнем лощины, коварный враг… Рычаги на себя
и – вперед…» Потом голос оборвался на полуслове, и принялся орать полковник. Он
стоял на радиаторе своего вездехода, батальонные держали его за ноги.
– Солдаты! – орал полковник. – Хватит болтать языком!
Перед вами – ваши танки. Все по машинам! Главным образом, водители, потому что
на остальных мне наплевать. Но всякого, кто останется… – Он извлек свой
пистолет и показал всем. – Понятно, вшивые свиньи?… Господа ротные, развести
экипажи по танкам!…
Началась толкотня. Полковник, шатаясь на радиаторе, как
жердь, продолжал что-то выкрикивать, но его не стало слышно, потому что
громкоговорители снова принялись долдонить, что впереди враг и потому – рычаги
на себя. Все штрафники ринулись к третьему ряду танков. Началась драка, в
воздухе заметались подкованные ботинки. Огромная серая толпа медленно кишела
вокруг танков заднего ряда. Некоторые танки начали двигаться, с них сыпались
люди. Полковник совсем посинел от натуги и, наконец, принялся палить поверх
голов. Из леска черной цепью бежали гвардейцы.
– Пошли, – сказал Максим, твердо взял Гая и Зефа за
плечи и повел к крайней машине в первом ряду – угрюмой, пятнистой, с бессильно
поникшим орудийным стволом.
– Подожди… – растерянно лепетал Гай, оглядываясь. – Мы
же четвертая рота, мы же вон там, мы же во втором ряду…
– Иди, иди, – сердито сказал Максим. – Может быть, ты
еще и взводом покомандовать хочешь?
– Солдатская косточка, – сказал Зеф. – Уймись, мамаша…
Кто-то сзади схватил Максима за пояс. Максим, не
оборачиваясь, попробовал освободиться – не удалось. Он оглянулся. За спиной,
ухватившись цепко одной рукою, а другой вытирая окровавленный нос, тащился четвертый
член экипажа, водитель, уголовник по кличке Крючок.
– Ага, – сказал Максим. – Я и забыл о тебе.
Давай-давай, не отставай…