— Сколько вы предлагаете? — Оливия дернула Эдварда за полу пиджака.
— Нет, спасибо. — Эдвард сжал медальон в ладони. — Предпочитаю оставить его у себя. Это память.
— Понимаю. Но если передумаете, я всегда в вашем распоряжении. Наверное, я не сентиментален. — И он поспешил откланяться, сославшись на то, что аукционист объявил интересующий его предмет.
Оливия схватила Эдварда за руку:
— Эдвард, продай его! Это отличный шанс. Продай сейчас же, прошу тебя!
— Но, Оливия, ты с ума сошла! И не подумаю!
— Послушай меня! Избавься от него как можно скорее. — Голос Оливии дрожал. — Ты слышал, что сказал Баренго?
— А что особенного он сказал? — Эдвард начал терять терпение.
— Иларио Брандани! Он был не только ювелиром. Он был магом, некромантом… Чем-то вроде колдуна, который вызывал души усопших. И все вещи, изготовленные им, прокляты.
Эдвард раскрыл ладонь. В глазах совы блеснул отраженный свет люстр.
Баренго вернулся в обществе изысканно одетого молодого человека.
— Позвольте. — Антиквар вновь взял у Эдварда медальон.
— Посмотрите, граф, это медальон Брандани. «Человек, который не может умереть» — так называл его Фридрих Великий. — Баренго не скрывал восторга и блистал эрудицией. — В восемнадцатом веке Брандани был знаменит почти так же, как Месмер и Калиостро.
Молодой граф кивал с умным видом.
— Человек, который не может умереть… — многозначительно повторил он вслед за Баренго.
— Ну да, говорили, будто он владел секретом вечной молодости. А еще уверяли, что он живет каждую следующую жизнь в чужом теле и что это покойник, вернувшийся с того света, и потому для него открыты тайны потустороннего мира.
— После него осталось много работ? — поинтересовался Эдвард.
— Ну, известны его медальоны, браслеты, рукояти шпаг, кое-какие музыкальные инструменты… Да, еще часы. Но их теперь уже почти не найти.
При слове «часы» Эдвард насторожился.
— Часы… А сова на медальоне имеет какой-нибудь смысл?
— Сова была изображена на печатке герцогов Борджиа. — Баренго заливался соловьем. — Здесь, в Риме, люди суеверны. Они верят, будто сова приносит несчастье. Однако самому Брандани она и впрямь принесла беду.
Оливия побледнела и схватила Эдварда за руку.
— Какую же беду принесла эта птица?
Баренго снисходительно улыбнулся:
— А он, видите ли, несмотря на репутацию бессмертного человека, скончался при таинственных обстоятельствах. Тридцати семи лет от роду.
— Тридцати семи лет? — воскликнула Оливия и повернулась в Эдварду.
— Он родился в 1734 году, — уточнил Баренго, — тридцать первого марта 1734 года. И скончался он тоже тридцать первого марта, но 1771 года. Ровно двести лет назад.
* * *
У стойки портье в холле гостиницы «Гальба» стояли, переговариваясь между собой, несколько человек. Эдвард, мрачный и усталый, не имея сил ждать, прямо через их головы попросил у портье ключ от своего номера.
Направляясь к лестнице, он услышал голос синьоры Джаннелли:
— Профессор Форстер! Вы сегодня ночью немало рисковали, разгуливая по городу без паспорта. — Она с улыбкой протянула Эдварду документ. — Спокойной ночи, профессор. — Она прошла в комнату за стойкой портье, села за письменный стол и принялась изучать какие-то бумаги.
В дверях появился Эдвард. Джаннелли вопросительно подняла глаза.
— Синьора Джаннелли…
— Да?
— Вы уверены, что не знаете никакой Лючии?
— Абсолютно, профессор. Ведь мы уже говорили об этом.
— Светловолосая девушка с очень бледным лицом.
— Я не знаю этой девушки. Простите, но мне непонятна ваша настойчивость.
И, дабы подчеркнуть, что ей больше нечего добавить, синьора Джаннелли надела очки и обратилась к своим бумагам.
Эдвард был совершенно разбит. Он закрыл за собой дверь номера и только тогда почувствовал, что может расслабиться. Сняв пиджак и галстук, он положил нежно сверкнувший медальон на журнальный столик и сам опустился в кресло рядом. Что же происходит? Кто обманывает его и с какой целью? Совпадения… Можно и так сказать. Только что-то их оказывается слишком много. Ну а факты? Каковы факты?
Медальон, который лежит на столе, — факт. Исчезновение кожаной сумки — тоже факт. Навязчивый образ Лючии — еще один факт…
Эдвард поднялся и прошел к бару за бутылкой виски. Он налил треть бокала, поднес его ко рту, и тут его взгляд упал на портьеру, закрывавшую окно. И его снова неприятно поразила мрачная процессия в капюшонах, скрывающих лица.
Он подошел к окну и отдернул портьеру. Из слабо освещенного окна дома напротив кто-то опять наблюдал за ним. Как и на аллее под террасой ресторана «Казино Валадье». Или все это тоже совпадение?
Он отпил немного виски и почувствовал, что еще что-то в номере его беспокоит. Зеркало! Оно походило на то, в кафе «Греко». Такая же старая, потрескавшаяся амальгама. Он вгляделся в отражение: эффект оказался точно таким же — в замутненном стекле отражалось лицо Марко Тальяферри.
Эдвард отступил на несколько шагов. И в это мгновение зеркало беззвучно треснуло. Почти тотчас кто-то осторожно постучал в дверь. Эдвард поспешил открыть. На пороге стояла синьора Джаннелли.
— Позвольте, профессор… Тут со мной служитель, чтобы заменить зеркало.
Служитель внес в номер точно такое же зеркало, как только что треснувшее.
Эдвард был потрясен:
— Но как вы узнали?.. Оно разбилось всего минуту назад.
Джаннелли, стоявшая в дверях, улыбнулась:
— Нет, профессор, вы ошибаетесь. Это произошло гораздо раньше. Разбила его уборщица, но забыла вовремя сказать об этом. Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, профессор.
7
Британская школа археологии размещалась на виа Джулия, в самом зеленом и просторном ее квартале.
Фронтон здания поддерживали восемь коринфских колонн. Широкая лестница шла вдоль всего фасада.
Студенты входили и выходили из здания. Некоторые оставались сидеть на ступеньках: читали, болтали, грелись на солнышке.
Эдвард припарковал машину и легко взбежал по ступенькам к центральному входу. Перекинулся парой слов со служителем, но входить внутрь не стал. Он прогуливался под колоннадой, читая развешанные на стенах объявления, и вскоре остановился возле афиши, извещавшей о том, что в британском посольстве вечером 30 марта 1971 года пройдет лекция на тему «БАЙРОН В РИМЕ».