Паломничество в Святую Землю Египетскую - читать онлайн книгу. Автор: Томаш Миркович cтр.№ 101

Абадия, хотя и первородный сын, в момент пленения был слишком молод, чтобы быть посвященным в историю нашего рода и узнать его миссию, так же, впрочем, как и я ничего не узнал от отца, потому что тот умер слишком рано, чтобы открыть мне тайну. Но, как ты уже знаешь, Абадия о своем отечестве не забыл – как бы по иронии судьбы совершенно не зная, что это лишь приемная родина его предков, в то время как страна, где он оказался, родина подлинная, – и когда Польшу постигло шведское нашествие, он отправился в Стамбул, чтобы побудить султана к войне в ее защиту.

Несомненно, при султанском дворе он выступал не как частное лицо, но как представитель Омара-паши, которого ему еще раньше удалось склонить на свою сторону и, наверное, даже получить от него обещание прислать египетских солдат, которых Порта охотно использовала в своих войнах. Несмотря на это предложение, проект Абадии был отклонен, поскольку Порта в спасении Польши не видела никакой пользы; Тури это время скорее была бы сама готова выступить против Польши или России, чтобы увеличить свою территорию за их счет. Единственным аргументом в пользу войны со Швецией было то, что та, победив Польшу, станет могучей державой, способной в будущем создать угрозу Оттоманской империи, но этот аргумент показался султану не слишком убедительным. А отправка войск из Египта для защиты Польши без поддержки Порты была задачей невыполнимой, хотя, вероятно, и эта мысль приходила в голову нашему предку, прежде чем он решился направиться ко двору Фридриха III, выдавая себя за посла; но, как ты уже знаешь, в конце концов он так и сделал, спасая таким образом нашу приемную родину от третьего бедствия.

Я охотно описал бы тебе возвращение Абадии из Дании в наше родное Сецехово, так же, впрочем, как и его похождения в Египте, поскольку, хотя сам он никакой реляции на сей предмет не оставил, я чувствую себя в силах на основании общих сведений воспроизвести все с большой точностью. К сожалению, сделать это мне не позволяет время, неумолимо бегущее вперед, – собственно, не столько само время, сколько его нехватка. Поэтому скорее перехожу к куда более новым временам, а историю Абадии дорасскажу тебе, как только приедешь, что, как я надеюсь, ты все же сделаешь – а если нет, то тогда узнаешь всю историю нашего рода до наших дней из моего послания, пусть даже отрывочно.

Полагаю, что во всей этой реляции тебя многое должно удивлять, ведь с историей своего рода ты, наверное, знакомишься впервые, но особенно должна тебя поразить одна деталь, а именно – второе имя Абадии Моисея, ведь в твоем отечестве это имя носят одни евреи, а как раз еврейской крови в наших жилах никогда не было. Полагаю, еще более ты удивишься – поскольку не думаю, чтобы мать тебе об этом рассказывала, – что и у меня второе имя тоже Моисей, как и у моего отца, а твоего деда, Гелазия Моисея Сецеха. Но, наверное, удивление твое столь же быстро исчезнет, поскольку, зная уже из моего письма о связях нашего рода с Египтом, ты, несомненно, догадываешься, что именно к ним и относится это имя, и, вероятно, подозреваешь, что оно потому дается в нашем роду каждому первородному сыну, что как Моисей из Египта вывел детей Израилевых, так и первый Сецех, то есть Суну, вывел род наш из Египта.

Знакомство с историей нашего рода, как представляется довольно просто объясняет, почему это имя наследуется у нас в роду из поколения в поколение; но знай, что, когда я сам начал интересоваться судьбами нашего рода, мое второе имя было для меня – не считая нескольких исторических упоминаний о Сецехах – единственным, да и то неясным, ключом к богатой истории рода Сецехов и его миссии. Не знаю, известно ли тебе что-либо о твоем деде – моем отце; подозреваю, что после смерти Ежи и разрыва всех связей со мною мать, возможно, так воспитывала тебя, что о своей родне по мужской линии ты знаешь немного, потому прости, если часть того, что я стану рассказывать, ты уже слышала. Однако складывается так, что я должен упомянуть по крайней мере о смерти отца, твоего деда, потому что, когда это случилось – в 1928 году, – мне было тринадцать лет, а из братьев моих – твоих отца и дяди, родившихся соответственно 13 июня 1924 года и 1 декабря 1925 года, – первому было неполных четыре года, а второму всего два года и восемь месяцев. Я был слишком молод, по мнению отца, чтобы доверить мне историю рода, но, уезжая лечиться и сознавая, что болезнь произвела значительные разрушения в его организме, он, кроме завещания, написал длинное письмо, адресованное мне – подобно тому как я к тебе сейчас пишу, – и этот документ, оставленный у адвоката, должны были мне вручить по достижении двадцати одного года. Я родился 23 января 1915 года; как легко сосчитать, вручение отцовского письма должно было состояться в начале 1936-го. Увы, за год до этого в здании, где располагалась адвокатская канцелярия, случился пожар, и все хранившиеся там бумаги сгорели. Жаль, что отец не распорядился передать документ на мое восемнадцатилетие, хотя в то время я не столько узнал бы из него истину, сколько нашел бы подтверждение собственным открытиям, ибо сам в то время о связях нашего рода с Египтом уже знал немало.

Быть может, останься к 1928 году в живых младшие братья отца, близнецы Эугениуш и Элпидиуш, он бы посвятил в историю нашего рода кого-нибудь из них, но сложилось так, что оба они погибли почти ровно за восемь лет до того под Мышинцом, отбиваясь от бегущей из-под Варшавы кавалерии Гайхана; не было в живых ни Меркурия Моисея Сецеха, моего деда, ни его братьев, из которых один, не дожив до двадцати лет утонул в реке, а второй погиб в русско-японскую войну, хотя где и когда – этого семье выяснить не удалось. Отцу некому было доверить тайну, так что составление письма с распоряжением отдать его мне, когда я достигну совершеннолетия, либо если со мной что-нибудь случится, то кому-нибудь из моих братьев, когда они в свою очередь достигнут соответствующего возраста, было разумным и практичным выходом. С этим я согласен, хотя тебе может показаться, что отец мог обо всем рассказать нашей матери, твоей бабушке, женщине прекрасной и умной; но я понимаю, почему он этого не сделал, – не желал отступать от вековой традиции, согласно которой женщины никогда не допускались к тайне нашего рода. Лишь я нарушаю эту традицию, сообщая обо всем тебе, но, поверь, я долго размышлял над этим шагом и делаю его, лишь осознав, что судьба хочет, чтобы с этих пор не сыновья, а дочери рода исполняли его историческую миссию. Впрочем, если даже я ошибаюсь – хотя такая возможность, в чем я полностью уверен, вообще не в счет, – все равно у меня нет выбора, ведь ты единственный наш потомок, и если бы я не доверил тайну тебе, то не мог бы ее никому вообще доверить.

Думаю, если бы я не был должен ее тебе открыть, судьба распорядилась бы так, чтобы это письмо никогда не попало в твои руки. Не знаю, впрочем, может, так и случится… Быть может, ты никогда его не прочтешь и не сумеешь увидеться со мной. Хотя эта вторая возможность, к моей великой печали, кажется, несмотря ни на что, все более реальной, я полагаю все же, что тебе предстоит стать моей преемницей и взять на себя нашу родовую миссию, и когда я пишу к тебе эти слова, то ощущаю, что действую не только и исключительно по собственной воле, но как орудие схера.

Хотя, как я уже упоминал, я понимаю, почему отец не хотел посвящать мою мать в тайну миссии нашего рода, но он избавил бы и ее, и меня от многих страданий, если бы открыл ей по крайней мере часть правды, особенно что касается моих имен, потому что того, что она повторяла мне, когда я со слезами ей признавался, что другие дети в интернате насмехаются надо мной, обзывая жиденком – а она повторяла, что семейная традиция требует, чтобы второе имя у меня было Моисей, – было недостаточно, чтобы утолить мое страдание и ее печаль; ведь традиция могла бы требовать, чтобы меня так назвали, если бы мы происходили от евреев-выкрестов. Тебя, наверное, удивит, откуда такая проблема, если еврейское у меня лишь второе имя, которым я вовсе не обязан был пользоваться, особенно в детстве; но в то время и первое мое имя казалось на первый взгляд еврейским – оно было мне дано при крещении вопреки возражениям матери и священника, и я сменил его на Теодора, лишь достигнув совершеннолетия. Итак, хотя ты знаешь меня, наверное, лишь как своего дядю Теодора, но прежде я звался Элияш – или же Элия – Моисей Сецех. Что же из того, что я сменил имя, если так и не смог избежать связанного с ним проклятия, хотя новое имя помогло мне пережить оккупацию, поскольку, носи я имя Элияш, погиб бы несомненно. Но если бы меня звали иначе, разве узнал бы я правду о нашем роде? Быть может, потому судьба и распорядилась, чтобы я, как родимое пятно, носил именно эти имена и сам сумел открыть тайну, которую отец унес с собой в могилу? Разве, будь у меня другие имена, я вообще начал бы интересоваться своим происхождением? Полагаю, что нет; именно они направили мое развитие так, чтобы я открыл истину и мог тебе передать, что мы происходим не от евреев, но от их древних угнетателей, которым еврейский Бог послал десять казней. То, что я столько натерпелся в детстве и даже в юности, что рос один, без друзей, это, по большому счету, цена невысокая; и хотя роль, предназначенная мне судьбой, не так велика, как роль Суну или Абадии, которые сами спасали эту страну от бедствий, в действительности она не менее значительна, ведь благодаря мне память о нашем происхождении не угасла; сейчас я передаю ее тебе, чтобы грядущие поколения снова могли спасать эту страну от погибели. Я лишь одно из звеньев в цепи, связующей наших предков и потомков, но звено немаловажное: то самое, которое соединяет мужской ее фрагмент с женским. Быть может, когда бы не первое мое имя, я вообще никогда не избегал бы женского общества, как делал это из опасения, что стоит мне назвать свое имя, меня примут за еврея и засмеют, а потому и не стал бы испытывать к женщинам отвращение, смешанное со страхом; быть может также, если бы мне в детстве не хотелось так сильно иметь друга, хотя бы одного, в то время как в интернате никто со мной знаться не хотел, но все надо мной глумились, – я бы по-другому относился и к мужчинам пожилого возраста; да, все это весьма правдоподобно, но разве, будь я иным, смог бы я исполнить как подобает роль связующего звена? Как я уже сказал, это очень сомнительно: благодаря именам, определенным мне судьбой и традицией, жизнь моя сложилась так, а не иначе, и поэтому мне удалось постичь цель нашего рода.