Он догадался, что я думаю об Эрване. Ведь он предупреждал меня. Говорил, что мне не следовало делать Эрвана своим магистражем. Как же он тогда сказал? «Это крайне глупо, но очень благородно». Спросив, хочу ли я оказаться вне этих стен, он имел, в виду «рядом с Эрваном»… Придется привыкать. Никто больше не станет говорить со мной так, как раньше. Мне всегда придется искать в чужих словах скрытый смысл. Самый незначительный разговор теперь будет превращаться в состязание умов. Иносказательность вышла за пределы зала Совета, теперь она повсюду… Но ведь я же согласился стать Великим Друидом…
— Вне этих стен? Я никогда не был любителем ночных гуляний. Но мне нравится, когда вокруг весело… Слышите, как там поют? — спросил Фингин, с наивным видом глядя на собеседника. — Им, похоже, вовсе не хочется домой…
— Мы не можем отсюда уследить за всем, что происходит вне стен, — с улыбкой ответил Архидруид.
Он знает, что я его понял. Что ж, разыграем эту партию до конца.
— Не уверен, что это стало бы возможным, даже если бы мы вышли за их пределы, — заметил Фингин. — Если уж кто-нибудь что-то вобьет себе в голову, очень трудно бывает его переубедить. К тому же не каждый день бывает… у людей бывает праздник Лугнасад.
Эрнан улыбнулся. Казалось, ему понравилось, как тонко ведет разговор собеседник. Вероятно, он припомнил свои долгие вечерние беседы с Айлином. Для прежнего Архидруида они были своеобразным ритуалом.
— А вам, Фингин, не хотелось ли когда-нибудь и вам поступить по-своему? Ведь даже Великий Друид не свободен от желаний, не так ли?
Он хочет меня испытать. Но действует слишком прямолинейно… К чему он клонит?
— Самым заветным моим желанием было стать Великим Друидом. И я им стал. Благодаря вам. Теперь я хочу испытать радость исполненного желания. И без всякого сомнения, это важнее всего того, что могло бы заставить меня покинуть эти стены…
— Неужели? — удивился Архидруид, держа обеими руками длинный белый посох. — Вы ведь были здесь во время ссоры Фелима с Айлином? Неужто вы ничего не почувствовали в тот день? Вероятно, вас поразил поступок нашего брата Фелима, или, быть может, вы ему немного завидовали?
Теперь уж и не знаю, испытывает он меня или хочет, чтобы я ответил начистоту…
— Знаете, ведь иногда, — продолжал Эрнан, — ссоры необходимы, порой они даже идут на пользу спорящим.
— Вы полагаете, что уход Фелима принес пользу? — спросил Фингин.
— Как вам сказать, брат мой…
Старик сел на трон справа от Фингина.
— Возьмем, к примеру, стаю волков. С приходом зимы там, где обитает стая, становится меньше добычи. А волков в стае очень много. Волчатам последнего помета нет еще и года, а они — будущее стаи…
— Да, они… продолжение жизни, не так ли?
— Совершенно верно. Волки хорошо знают, что продолжение жизни клана — самое главное. Это его будущее. И бывают случаи, когда им приходится расстаться с кем-то из взрослых волков. Тогда начинаются стычки и бои между семейством вожака и одним из волков стаи. И чаще они бывают настолько жестокими, что этот волк не выдерживает и уходит из стаи. Подобный разрыв всегда очень мучителен. И для уходящего волка, и для всего клана. Зато в стае восстанавливается равновесие. У волков появляется надежда на успешную зимовку. А у изгнанника — возможность основать где-то в другом месте новый клан.
Архидруид выдержал паузу, будто оценивая, какое впечатление произвели его слова на Фингина. Затем он продолжил:
— Самое интересное, Фингин, что изгнанный волк — не самый слабый в стае. Конечно, чаще всего он не слишком праведно соблюдает законы стаи, но физически не уступает другим… Вы понимаете мою мысль?
— Не уверен, — признался Фингин.
— Когда потребности одного становятся сильнее потребностей группы, этому одному лучше уйти, хотя бы на время, чтобы равновесие сохранилось. И знаете, это бывает очень полезно. Надо суметь отстраниться. Самое главное, и Фелим научил нас этому, — оставаться самим собой. Даже если для этого… приходится уйти.
Фингин кивнул. Он не очень хорошо понял, что хочет сказать ему Эрнан, но главную нить его рассуждений уловил… По крайней мере одну из таких нитей. Относится ли это к уходу Фелима или к Эрвану? Возможно, это предостережение… А может быть, и то, и другое, и третье.
Юноша вздохнул и с иронией заметил:
— Вот только непонятно, при чем тут праздник Лугнасад?
Они оба улыбнулись, и Архидруид поднялся.
— Не знаю, как мне все это тебе объяснить…
Почему он перешел на «ты»? Ну конечно, потому, что сейчас говорит от чистого сердца. Без всяких намеков.
— Я думаю, Айлин сумел бы объяснить это лучше, точнее, чем я. И со временем ты бы обязательно все понял. Я… Ты мне очень дорог, Фингин, и, думаю, в Совете многие верят в тебя. У тебя очень сильный сайман, и к тому же ты умеешь слушать. И именно потому, что ты — превосходный друид, тебе надо прислушиваться прежде всего к самому себе. Как это делал Фелим. Совету очень скоро предстоит пережить тяжелейшие в своей истории дни. И если Алеа действительно та, кого мы так боимся в ней увидеть, это может означать конец нашего существования. Мне будет очень трудно добиться единства в Совете. Айлину это удалось бы лучше. Но я твердо убежден в одном, Фингин, — ты оказался здесь не случайно. Тебе предстоит сыграть во всем этом какую-то роль. Тебя прислала сюда Мойра. Не знаю, сумеешь ли ты разрешить наш кризис или, может быть, поможешь нам его пережить, но в любом случае тебе следует прислушиваться к своей интуиции, к своему разуму. К тому, что говорит тебе Мойра.
Больше он не произнес ни слова. Молча повернулся и ушел туда, откуда явился.
Глава 2
Ворота Сида
С каждым днем Филиден становился все более похожим на подземные города Сида. Туатанны украшали улицы и здания, выбирая свои любимые цвета, и город преображался подобно квартире, в которую въехали новые жильцы. Навесы над окнами, знамена, занавески, цветы — все стало синим. Туатанны сносили все дома, выше двухэтажных, и город приобретал привычные для подземного мира плоские очертания.
Кланы расселились по кварталам, и жизнь вошла в свое русло — мужчины и женщины взялись за повседневные дела, а дети с удовольствием привыкали к наземной жизни.
Саркан, Младший вождь клана Махат'ангор и предводитель всех туатаннов, сидел в большой комнате, служившей штабом, перед зеркалом в позолоченной раме, привезенным из Бизани. Только глядя на свое отражение, удавалось ему сдерживать нетерпение, которое побуждало его сполна насладиться каждым мгновением жизни. В зеркале отражалось его великолепное тело: сильные мускулы, стройный торс, широкие плечи и тщательно выстриженный гребень синих волос. Саркан сделал медленный вдох, словно упражняясь в медитации, как это делали молодые друиды, хотя на самом деле просто учился жить вне Сида. Его дневные занятия требовали терпения. Сегодня во второй половине дня он ждал гонца. Важного гонца. Который должен был принести известие о том, что друиды и Галатия признали первую победу Саркана. Первую победу всего его народа.