— Откуда бы? — старик не был уверен, что сумел вложить
ироничную нотку в гнусавое тромбонное гудение, исходящее из его дыхательных
фильтров.
— Я тебе скажу. Там такое излучение, что за минуту на
станции оба изжаримся до углей. Ничто не поможет. Туда нельзя. Поворачиваем.
— Обратно? На Севастопольскую?
— Да. Поднимусь там наверх, попробую добраться по земле, —
задумчиво, уже прикидывая маршрут, отозвался Хантер.
— В одиночку собираешься? — насторожился Гомер.
— Я не смогу тебя вечно спасать. Буду занят собственной
шкурой. Да вдвоем там и не пройти. Даже мне самому без гарантий.
— Ты не понимаешь, мне нужно с тобой, я должен… — Гомер
судорожно искал повод, зацепку.
— Должен подохнуть со смыслом? — равнодушно закончил за него
бригадир.
Хотя Гомер прекрасно знал: на самом деле, это фильтры
противогаза отсеивают любые примеси, пропуская внутрь только безвкусный,
стерильный воздух, а наружу — механические и бездушные голоса.
Старик на миг зажмурился, вспоминая все, что знал о куцей
Каховской линии, о пораженной радиацией нижней оконечности Замоскворецкой
ветки, о дороге от Севастопольской до Серпуховской… Все, что угодно, лишь бы не
поворачивать назад, лишь бы не возвращаться в свою скудную жизнь, к ложной беременности
великими романами и бессмертными легендами.
— Иди за мной! — вдруг прохрипел он и с неожиданным даже для
самого себя проворством заковылял на восток — к Каширской, в самое пекло.
* * *
Ей снилось, как она водила напильником по браслету стальных
кандалов, которыми была прикована к стене. Напильник визжал и соскальзывал, и
даже когда ей начинало казаться, что его полотно на полмиллиметра вгрызлось в
сталь, стоило оторваться от работы, как неглубокая, еле наметившаяся бороздка
затягивалась на глазах.
Но Саша не отчаивалась: снова бралась за инструмент и,
стесывая ладони, принималась пилить неподатливый металл, соблюдая установленный
строгий ритм. Главное — не сбиваться с него, не давать слабину, не прекращать
работу ни на миг. Схваченные оковами лодыжки опухли и затекли. Саша поняла, что
даже если ей удастся победить железо, она все равно не сумеет убежать, потому
что ноги откажутся ее слушаться.
Она очнулась, с трудом приподняла веки.
Кандалы не приснились ей: Сашины запястья были стиснуты
наручниками. Она лежала в грязном кузове старой карьерной дрезины, монотонно
поскуливающей и мучительно медленно тащащейся вперед. Ее рот был забит
засаленной тряпицей, висок ныл и кровоточил.
«Не убил, — подумала Саша. — Почему?»
Из кузова был виден только кусочек потолка. В неровном
обрывке светового пятна мельтешили спайки тюбингов: дрезина катилась по
перегону. Пока Саша пыталась вывести скованные руки из-за спины, тюбинги
сменились облупившейся белой краской. Саша насторожилась: что за станция?
Здесь было нехорошо: не просто тихо, а глухо, не безлюдно, а
безжизненно, и совершенно темно. Она почему-то всегда думала что там, за
мостом, каждая станция заполнена народом и везде стоит гвалт. Выходило, что она
ошибалась?
Потолок над Сашей застыл. Ее похититель, кряхтя и бранясь,
взобрался на платформу, заскрежетал подкованными каблуками, прохаживаясь
вокруг, как будто изучая окрестности. Потом, видимо уже сняв противогаз,
утробным голосом проурчал благожелательно:
— Вот мы где. Сколько лет, сколько зим!
И, смачно спустив воздух из легких, тяжело ударил — нет,
пнул сапогом — что-то неживое, объемистое — мешок, набитый?..
Догадка заставила Сашу вцепиться зубами в вонючую тряпку и
замычать, выгнула ее тело столбнячной дугой. Она поняла, и куда ее привез
брезентовый толстяк, и с кем он так разговаривал.
* * *
Смешно было бы даже надеяться уйти от Хантера. Тот нагнал
старика в несколько львиных скачков, вцепился в его плечо и больно тряхнул.
— Что с тобой?!
— Еще немного пройти… — прохрипел Гомер. — Я вспомнил! Тут
ходок есть прямо на Замоскворецкую, еще перед Каширской. Мы через него — и
сразу в туннель, не надо будет на станцию заходить. Обогнем, выберемся прямо к
Коломенской. Недалеко должно быть. Пожалуйста…
Улучив момент, он попробовал вырваться, но запутался в
раструбах штанин, повалился на рельсы, тут же поднялся и снова дернулся вперед.
Хантер, с легкостью, словно крысу на веревке, удерживавшей старика на месте,
развернул его к себе лицом. Нагнулся к нему так, чтобы иллюминаторы их
противогазов поравнялись. Заглянул в Гомера и спустя несколько секунд ослабил
хватку.
— Хорошо.
Теперь уже бригадир тащил его сам, не останавливаясь больше
ни на миг. Стук крови в ушах заглушал исступленное стрекотание счетчиков, ноги
задеревенели и почти не слушались, легкие, казалось, от напряжения потрескались
и страшно саднили.
Они чуть не пропустили чернильное пятно узкого лаза.
Протиснулись в него и еще несколько долгих минут бежали, пока не вывалились в
новый туннель. Наспех оглядевшись вокруг себя, бригадир нырнул обратно в ходок
и бросил старику:
— Ты куда меня привел?! Ты тут хоть бывал когда-нибудь?
Метрах в тридцати по левую сторону от лаза, именно там, куда
им предстояло двигаться, туннель был от пола до потолка густо затянут чем-то
напоминающим паутину.
Гомер, жалея дыхания на разговоры, только помотал головой.
Истинная правда, раньше его сюда никогда не заносило. А те вещи, которые он
слышал об этих местах, сейчас вряд ли стоило рассказывать Хантеру.
Перекинув автомат в левую руку, бригадир извлек из своего
рюкзака длинный прямоугольный тесак, напоминающий самодельный мачете, и вспорол
липкое белесое кружево. Иссушенные остовы летающих тараканов, увязших в сетях,
затряслись и зашелестели осипшими бубенцами. Нанесенная рана тут же сомкнула
края, будто зарастая. Отвернув полупрозрачный холст паутины и просунув внутрь
фонарь, бригадир осветил боковой туннель. На его расчистку понадобились бы
часы: клейкие нити многослойным плетением заполняли межлинейник всюду, сколько
хватало луча.
Хантер сверился с дозиметром, издал странный гортанный звук
и принялся остервенело кромсать растянутую между стенами пряжу. Паутина
поддавалась медленно, отнимая больше времени, чем у них оставалось. За десять
минут они смогли продвинуться вперед всего метров на тридцать, а нити
сплетались все плотнее, ватной пробкой забивая проход.