Далекие берега. Навстречу судьбе - читать онлайн книгу. Автор: Ромэн Сарду cтр.№ 31

Бледный, измученный, с посиневшими руками и ногами, он вновь бросился в воду.

— Еще раз!

— Еще раз!

Веревка раскрутилась на максимальную длину. На этот раз молчаливое ожидание продлилось намного дольше. Веревка не дергалась, оставаясь натянутой. По-прежнему ничего. Никакого сигнала.

— Давайте тащить, — приняла решение обезумевшая от страха Салли.

Дети старались изо всех сил, но напрасно.

Им никак не удавалось вытащить веревку хотя бы на дюйм.

— Сильнее! Сильнее!

И тут вмешались моряки:

— Ну-ка, разойдитесь.

Сил четырех детей явно было недостаточно.

Мучительно текли секунды.

Наконец веревка поддалась, и под водой показался силуэт. Дети узнали спину Чарльза.

Мальчик судорожно цеплялся за отца, у которого руки были заведены за спину, а кисти связаны. Чарльз ухватился за отца с такой отчаянной яростью, что не мог разомкнуть объятия, даже когда уже почти терял сознание. Отец и сын словно слились воедино. Пришлось их обоих вытаскивать из воды, несмотря на ядра, прикрепленные к ногам покойного, и цепи, отягощенные водорослями.

Чарльза положили на землю. Потребовалось много времени, чтобы привести его в чувство.

Никому не было известно, кто убил Гарри Бэтмана.

В городе говорили, что ирландец был сам виновен в своей смерти. Виновен, поскольку разоблачил Ливингстона и торговцев Нью-Йорка и разорил семью.

На похоронах Чарльз убедил Лили провезти гроб по всем главным улицам города.

— Чтобы они посмотрели на то, что сделали!

Кроме верного Джона Эскота и семьи Олби Гейджа никто не осмелился прийти на похороны, даже друг Вильям Бредфорд. Лишь около пятидесяти проституток Нью-Йорка и их дети, среди которых было четверо лучших Друзей Чарльза, шли в траурной процессии, навсегда прощаясь с тем, кто был так добр к ним.

При приближении невероятного кортежа в домах закрывались оконные ставни.

— И все же он был славным малым, этот Гарри Бэтман, — признавали ньюйоркцы. — Он был честным, усердно работал на благо семьи. Но что за безумие нападать на Ливингстона! И вот вам результат: он в могиле, а его семья разорена.

Дело прояснилось лишь пять лет спустя, когда один из служащих главного судьи сделал признание.

Документ, обличавший Роберта Ливингстона, был на самом деле составлен Стефаном Деланси. Могущественный француз хотел скомпрометировать своего основного соперника в глазах Муиров и отобрать у него рынок соли. Став свидетелем сцены около мэрии, когда Бэтман угрожал Ливингстону, Деланси ловко этим воспользовался и свалил на Гарри ответственность за этот позор.

В ночь, когда горел склад, Гарри нашел служащего, который подбросил документ главному судье. Гарри удалось заставить служащего признаться. Теперь он мог разоблачить махинации Деланси.

Но Деланси, известный своей неустрашимостью и жестокостью, приказал Кривому Солу убить Гарри прежде, чем тот сможет навредить ему.

Семнадцатого октября 1712 года, на той же неделе, когда было сделано это ужасное открытие, заседание Совета города Нью-Йорк закончилось на час позже.

Некий Вернер В. Пеппер, докладчик вестминстерского парламента, который присутствовал на дебатах, чтобы затем иметь возможность подробно информировать о делах колонии парламентариев в Англии, писал в личном письме:

«На Броад-стрит, на противоположной стороне улицы, стоял мальчик лет тринадцати. Мне назвали его имя и рассказали его историю и историю его убитого отца.

Мальчик довольствовался тем, что лишь проводил взглядом Стефана Деланси.

Что за взгляд поверженного ангела!

Я молю Господа, чтобы мне никогда не довелось встретить его на своем пути.

Либо я ошибаюсь, либо, став мужчиной, он победит самого дьявола. Мальчика зовут Чарльзом Бэтманом».

— Вам следовало бы вести дневник, Августус. По примеру казначеев, которые регистрируют все ваши торговые сделки. Пишите Великую книгу вашей жизни изо дня в день! Вы убедитесь сами: гораздо лучше обдумывать действия и слова, записывая их, нежели просто в уме.

— Это самое нелепое предложение, которое было мне сделано за последнее время, — проворчал Августус Муир. — Вы что, хотите заставить меня вести дневник?

Перепады настроения Муира не удивляли Томаса Теннисона, архиепископа Кентерберийского.

— И все же я убежден, что это будет вам только во благо.

Августус показал на книги, украшавшие стены его кабинета.

— Я не читаю, почему я должен писать? Мой английский никогда не был хорошим, а немецкий я почти забыл! Впрочем, это всего лишь проявление тщеславия: все ведут дневник в надежде, что его опубликуют и прочтут. Я называю это кривлянием. Прихотью британцев.

— В наше время мода на личные дневники связана с гораздо более серьезным принципом. Кому мы обязаны ей, если не лютеранам? Грешники были лишены права на исповедь, и тем самым они утратили возможность высказаться и услышать слова, которые принесли бы им утешение. В наши дни исповедальни закрыты, и люди доверяют свои мысли бумаге.

Томас Теннисон улыбнулся.

— Я знаю прихожан, жизнь которых наладилась благодаря этой повседневной привычке.

Августус пожал плечами:

— Они могут с равным успехом макать перо в чернильницу или бросаться с моста, это не отвлечет меня от дела. Вернемся к цели вашего визита. Какую сумму просите вы в этом триместре на свои «нужды»?

Архиепископ Теннисон притворился, будто еще не думал об этом.

— Говорите смело, монсеньор, — подбодрил его Муир. — Подобное ломание излишне между нами. Назовите цифру.

— Четыре тысячи фунтов, по-вашему, разумная цифра?

Августус и бровью не повел.

— Поддержка примаса Англии не имеет цены, по мнению Ганноверской династии, послом которой я имею честь быть, — ответил он.

Августус протянул архиепископу кошелек, набитый золотыми монетами.

— Их забота весьма льстит мне, — ответил архиепископ, кладя кошелек в карман. — Как чувствует себя несравненная принцесса Софья, которая, если Богу будет угодно, станет править нами?

— Как чувствуют себя в восемьдесят два года: на носилках. А вы, монсеньор, что вы знаете о нашей нынешней королеве, которая последнее время не показывается на публике?

— Несчастная Анна до того располнела, что уже не умещается на троне. Для похорон придется делать особый гроб, несомненно, огромный!

Августус сказал себе, что, если его повелительница Софья Ганноверская не переживет Анну или переживет на очень короткий срок, он должен будет устраивать коронацию ее сына Георга.