Ангел тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Калеб Карр cтр.№ 190

— Ну, — сообщила она, губы ее сначала недовольно сморщились, но потом нежно улыбнулись, — ты знаешь, от того, что скажешь это, ты не умрешь… — Потом отвернулась к окну, в голубых глазах отразился серый свет затянутого облаками неба. — Так, значит, Стиви Таггерт, может быть, меня любит, — прошептала она как будто в некотором изумлении. — Да что ты знаешь об этом?..

Окна слегка задрожали, когда с первым ударом грома буря наконец обрушилась на город. Однако Кэт, похоже, ничего не услышала; с этими последними словами она уснула, и я решил, что сие — признак того, что настойка подействовала. Обеими руками сжимая ее руку, так крепко, что чувствовался пульс на ее запястье, я положил голову на шелковое одеяло и стал дожидаться звонка доктора Осборна…

Но разбудил меня не телефон. То было аккуратное, но твердое прикосновение доктора Крайцлера, отводящего мои пальцы с мертвой руки Кэт.

Не будь мой разум затуманен всеми этими чувствами к Кэт и по ее поводу, я бы, пожалуй, смог понять, в чем на самом деле ошибался, стараясь ей помочь, — и эта мысль все равно так меня с тех пор и преследует. Я был прав, предположив, что для Либби было бы слишком уж просто дать Кэт уйти от Пыльников, слишком милосердно. Когда доктор с остальными прибыл в дом около полудня, Кэт была уже мертва, и, прежде чем они меня разбудили, Люциус, которого навел на мысль ужасный вид Кэт, взял пробу из лужицы рвоты, которую она сплюнула у подножия лестницы на первом этаже, и провел один из своих химических тестов. Результат был однозначным: в порошок, который Кэт нюхала, покинув Пыльников рано поутру, был добавлен мышьяк. Разумеется, никаких вопросов относительно того, кто это сделал, не возникало; загадки не представляло и то, когда это было устроено и как: пока Гу-Гу Нокс с Динь-Доном вышибали друг из друга дух, а Кэт пыталась их развести, Либби завладела ее сумочкой и подсыпала яд в жестянку с кокаином, рассчитывая, что Кэт не сможет различить очень слабую разницу в цвете этих двух порошков.

Все еще оцепенелый от недосыпа и потрясений последних суток, я просто уселся на край докторовой кровати, слушал все это, смотрел на странно умиротворенное лицо Кэт и ждал, когда приедут из городского морга двое мужчин и заберут ее тело. Остальные — за исключением Маркуса, который прямо с вокзала Гранд-Сентрал отправился в Полицейское управление на Малберри-стрит объяснять своему начальству, что беглянка в городе и на свободе, — тихо бродили по дому, обсуждали между собой, что делать дальше, и знали, что мне лучше ничего не говорить, пока я не выберусь из жуткого тумана, в котором пребываю.

Но этого не произошло, даже когда я услышал, как снаружи прибыл фургон из морга. В дом вошли два санитара, и я впервые начал осознавать, что они собираются увезти Кэт и что ее лицо — мертвое или живое — пока еще лежит передо мною, но вскоре навсегда скроется от моего взгляда.

Их нельзя было остановить, я это знал; но в неутихающем смятении своем я обнаружил, что больше всего мне сейчас нужно как-то попрощаться с той, кого отняла у меня Либби Хатч. Я лихорадочно оглядел комнату, и взор мой остановился на изношенной старенькой сумочке Кэт. Я схватил эту вещицу, молясь, чтобы в ней оказалось то немногое на свете, о чем она беспокоилась на самом деле: бумажник покойного отца, портрет покойной матери и билет на поезд в Калифорнию — и возблагодарил бога, когда там все это нашлось. Я сказал доктору, что нельзя позволять городу закопать Кэт на первом попавшемся кладбище для нищебродов, без этих вещей, но он успокоил меня, сообщив, что уже заказал для нее пристойное погребение на кладбище «Голгофа» в Куинсе.

Звук слова «погребение» прорезал остатки странной дымки, в которой меня носило с момента пробуждения, и в горле у меня начал явственно наливаться ком. Я выбежал в наконец-то полившийся дождь к фургону морга, остановил санитаров, уже загружавших внутрь тело Кэт, и отдернул покрывавшую ее простыню. В последний раз коснулся ее холодного лица, наклонился и прошептал в дорогое ухо:

— Никаких «может», Кэт — я точно любил. И люблю…

Потом медленно вернул простыню на место и отошел, чтобы санитары закончили свою работу. Я смотрел, как фургон отъезжает от дома, и холодная, отчетливая реальность захлестывала меня ужасной волной — такой мощной, что, когда я обернулся и увидел в дверях мисс Говард, взгляд которой говорил, что она знает, как много для меня значила Кэт и каково мне сейчас, я против собственной воли рванулся к ней, зарылся лицом в ее платье и по меньшей мере на пару минут дал волю слезам.

— Она и вправду старалась, Стиви, — прошептала мисс Говард и положила руки мне на плечи. — В конце она очень сильно старалась.

— Только все равно не смогла одолеть, — едва пробормотал я сквозь рыдания.

— Да нечего было одолевать, — отвечала мисс Говард. — С ней играли нечестно. С самого начала…

Я кивнул, высморкав столько горя, сколько мог.

— Знаю.

Доктор, увидев, что фургон скрылся из виду, вышел во двор и присоединился к нам.

— Жизнь для нее не была щедра на возможности, — тихо произнес он, стоя рядом с нами и всматриваясь в открытую дверь. — Но последнюю ее возможность отняла в итоге не жизнь. Оставшись сама по себе, она могла бы избежать всего того, что узнала здесь, Стиви. — Он опустил руку мне на голову. — И в ближайшие дни это знание должно преобладать в твоих мыслях.

Я кивнул еще раз, вытер лицо и постарался взять себя в руки; потом меня посетила мысль, которую до того вытеснила вся эта суматоха со смертью Кэт.

— Что с мистером Пиктоном? Он?..

— Умер, — ответил доктор откровенно, но осторожно. — Умер там же, где мы нашли его, — потеря крови оказалась слишком велика.

Я вдруг ощутил, что почва подо мной начинает таять.

— Господи… — застонал я; потом соскользнул по стене на землю, обхватил лоб рукой и снова тихо заплакал. — Почему? За что все это, какого черта?..

Доктор опустился передо мной на корточки.

— Стиви, — проговорил он; глаза его покраснели вокруг черных радужек, — ты вырос в мире, где люди грабят ради денег, убивают ради выгоды или во гневе, насилуют для усмирения похоти — в мире, где преступление выглядит какой-то дикой разновидностью здравого смысла. Но действия этой женщины кажутся тебе совершенно иными. Однако это не так. Все это лишь результат восприятия. Мужчина насилует, потому что не видит другого способа удовлетворить срочную ужасную нужду. Либби убивает, потому что не видит другого способа добиться целей, важных для нее, как сам воздух, которым она дышит, кои вбили ей в голову, когда она была еще слишком юна, чтобы понять, что происходит. Она, подобно насильнику, ошибается, чудовищно ошибается, и как раз наша работа — твоя, моя, Сары, всех нас — понять ощущения, повлекшие столь незаконные действия, чтобы у нас могла появиться надежда на то, что мы не дадим им поработить других. — Доктор потянулся, дотронулся до моего колена и заглянул мне в глаза; лицо его выдавало всю боль, которую он чувствовал, когда его возлюбленная Мэри Палмер погибла в считаных шагах от того места, где сейчас сидел я. — Ты потерял человека, который был тебе глубоко небезразличен, из-за этих дурных ощущений и порабощения ими. Сможешь ли ты теперь продолжить? Времени у нас немного, и если захочешь держаться подальше от того, что осталось сделать…