Алиенист - читать онлайн книгу. Автор: Калеб Карр cтр.№ 52

Сара выслушала это все с явной неохотой. Меня же, напротив, удивило, насколько мое собственное мнение совпадаете мнением Крайцлера. Вероятно, коньяк раздвигал рамки моего обычного мышления – как бы там ни было, я подал голос и заявил, что в таком случае каждое мертвое тело в свете того, что сказал Ласло. должно быть чем-то вроде зеркала. Крайцлер удовлетворенно сжал кулак и ответил: вот именно – тела действительно были зеркальными отображениями кошмаров, оказавших воздействие на развитие личности убийцы. И подойдем ли мы с биологической стороны, сосредоточившись на формировании того, что профессор Джеймс называл «нервными связями», либо изберем путь философский, который неизбежно приведет нас к дискуссии о развитии души, – так или иначе, нам суждено прийти к одному решению: для человека, которого мы ищем, насилие – не просто часть натурального поведения, но и отправная точка жизненного опыта. То, что он видел, глядя на тела мертвых детей, – лишь отражение того, что, по его мнению, некогда в прошлом, пусть лишь психически, проделывали с ним. Естественно, когда мы смотрим на тела, первой нашей мыслью становится жажда мести и желание защитить будущих жертв. Ирония в том, что убийца верил, будто испытывает те же чувства: возмездие за свое сломанное детство и желание оберечь свою измученную душу.

Несмотря на мягкость, с которой Крайцлер объяснял все это Саре, она, похоже, не переменила отношения. Не могла она просто так забыть о том, что произошло в Кэсл-Гарден, и заняться делом. Сара поерзала на стуле, замотала головой и заявила, что все сказанное Крайцлером – какая-то абсурдная рационализация: Ласло сравнивает эмоциональные и физические испытания детства со взрослой жаждой крови наихудшего пошиба, дерзко бросила она, а между тем подобное сопоставление неуместно и диспропорционально. Ласло в ответ заметил, что это, возможно, и так, но лишь потому, что Сара сама определяет пропорции – исходя из контекста собственного жизненного опыта. Гнев и жажда разрушения не являются основными чертами ее характера, но если бы все было наоборот, еще с тех времен, когда она не была способна сознательно мыслить? Что могло бы насытить подобную глубинную ярость? В случае нашего человека даже кровавым убийствам это оказалось не под силу, ибо удовлетворяй они его, он бы продолжал тихо заниматься своим делом, прятать тела и не заигрывать с угрозой разоблачения.

Видя, что взвешенные аргументы не оказывают большого воздействия на нашего непримиримого партнера, я воспользовался случаем и предложил всем пойти и немного поспать. Пока мы говорили, солнце успело всползти над городом и принести то знакомое чувство крайней дезориентации, что так часто сопровождает ночные бдения. Я был уверен: Крайцлер тоже убежден, что здоровый сон поставит многое на свои места. Единственное, что он добавил к сказанному, перед тем как я забрал Сару: попросил ее не позволять ужасу и гневу заводить ее слишком далеко от нашего следствия. Ее роль в событиях минувшей ночи оказалась важнее, чем он предполагал изначально, и к тому же несколько изменилась. Ведь убийца провел свое детство между мужчин и женщин, и что бы мы ни предполагали насчет участия этих женщин в судьбе убийцы, наши теории навсегда останутся далекими от совершенства допущениями. Только Сара могла предоставить нам иной взгляд на происходящее, сыграть для нас женщину (или несколько таковых), которая могла взрастить эту ярость. Без этого мы не могли рассчитывать на успех.

Сара в ответ на известие о своей новой обязанности устало кивнула, и я понял, что ее пора немедленно уводить от Крайцлера, который утомлял даже выспавшегося человека. Я эскортировал ее из комнаты до лифта. Наш спуск сопровождало лишь умиротворенное урчание подъемника, отдававшееся эхом в темной шахте.

На первом этаже мы практически налетели на Айзексонов, чье возвращение было задержано отнюдь не толпой в Кэсл-Гарден (которая рассеялась вскоре после нашего отбытия), а Теодором, настоявшим на том, чтобы они составили ему компанию в набеге на его любимый Бауэри и победоносном завтраке, состоявшем из стейка с пивом. Оба детектив-сержанта выглядели такими же измотанными, как и мы с Сарой, так что мы даже не успели толком переговорить. Маркус и я в двух словах решили, что днем могли бы встретиться и навестить клуб «Золотое Правило», после чего они ступили в лифт наверх, а мы с Сарой – на пустынный Бродвей. Нам нужно было найти кэб.

На улице оказалось не так уж мною экипажей – утро было слишком ранним и холодным даже для самых работящих извозчиков, но пара-тройка колясок милосердно поджидали седоков через дорогу, у отеля «Сент-Денис». Я помог Саре устроиться в одной. Перед тем как распорядиться, куда ехать, она глянула вверх, на все еще горевшие окна шестого этажа дома № 808.

– Он, наверное, не останавливается никогда, – тихо сказала она. – Как будто… как будто у него личные счеты с этим человеком.

– Ну, – ответил я, широко зевая, – если у нас появится результат, подтвердятся многие его теории.

– Нет, – ответила Сара все так же тихо. – Тут что-то еще, что-то большее…

Заметив, как она смотрит на нашу штаб-квартиру, я решил поделиться с ней собственной тревогой:

– Хотел бы я знать, что происходит с Мэри? Сара улыбнулась.

– Ты никогда не был романтичным человеком, Джон. И никогда этого не почувствуешь.

– То есть? – в искренней озадаченности спросил я.

– То есть, – чуть ли не снисходительно ответила мне она, – она влюблена в него. – Пока я стоял, разинув рот, она постучала по крыше: – Извозчик? В Грамерси-парк. Будь здоров, Джон.

Она продолжала улыбаться, пока ее экипаж удалялся вверх по Бродвею. Оставшиеся извозчики наперебой предлагали мне свои услуги, но Сарино известие так потрясло меня, что я мог лишь мотать головой. Возможно, если прогуляться – или, скорее, дотащиться – до дома, разум мой прояснится. Я оказался чертовски не прав. Смысл заявления Сары и вид, с которым она все это произнесла, – слишком все это дико, чтобы я сумел разобраться за несколько усталых минут. К тому же прогулка меня доконала, так что когда я рухнул на бабушкины простыни, слабость тела моего и духа была настолько велика, что я даже не потрудился снять с себя грязные тряпки, в которые превратилась за ночь моя одежда.

Пока я спал, меня вновь одолело дрянное настроение, так что в полдень я пробудился в дичайшем раздражении. Оно только усилилось с появлением посыльного, принесшего записку от Ласло, написанную сегодня утром. Оказалось, минувшей ночью на Лонг-Айленде арестована некая миссис Эдвард Халс, пытавшаяся убить своих детей ножом для разделки мяса. Несмотря на то что в итоге женщину выпустили под опеку мужа, Крайцлера пригласили для освидетельствования ее психического здоровья, и он берет с собой Сару. Никто и не думал устанавливать связи между нашим делом и миссис Халс, объяснял Ласло, скорее интерес Сары (воскресший, разумеется, после нескольких часов сна) сводится к созданию образа воображаемых женщин, который, по мысли Крайцлера, можно будет применить для дальнейшего понимания нашего воображаемого преступника. Но в пущее раздражение меня ввергло не это само по себе, а как именно Крайцлер излагал: словно они с Сарой отправляются на загородный пикник. Сминая записку в комок, я весьма ядовито пожелал им приятного дня. После чего, кажется, даже плюнул в раковину.