Наступило короткое молчание, в кабинете повеяло холодом. Может быть, это и тайна, но двое из самых сильных монахов однажды отправились за стену и там исчезли, не подав о себе вестей.
Когда спустя дни отправили целую группу на их спасение, вооруженную до зубов, из той группы вернулся только один, приполз обгорелый и умирающий, успел сообщить, что те сверхмогучие братья не погибли, а перешли на сторону Зла.
Это было так дико и невероятно, но поверить пришлось, потому отцы Храма в страхе запечатали вход самыми крепкими святыми молитвами, а потом с каждым годом укрепляли как этот вход, так и стены на всех нижних этажах.
Отец Ромуальд наконец сказал резко:
– Не может такого быть!
Я повернулся к священнику, у которого манеры викинга лезут из всех щелей.
– Почему?
– Оба знают многие из наших тайн, – проговорил он, щеки на глазах побледнели и ввалились, подчеркивая выступающие скулы. – Это было бы крахом многих наших… Брат Александро к тому же помогал отцу Кроссбрину усиливать святую защиту стены… Он знает о ней слишком много.
Отец Кроссбрин поджал губы, глаза из-под нависших бровей метнули молнию.
– Знаете ли, – проговорил он сухо, – брат паладин наговорил слишком много невероятного. Тем более брат Сигизмунд, которому мы верим свято, подтвердить не может.
– Сигизмунд был без сознания, – пояснил я. – Временно. Но весьма.
– Тем более!
Они заговорили между собой, я ощутил нарастающий гнев, опять все утопает в бессмысленных дискуссиях.
– Отец Кроссбрин, – сказал я медленно и сквозь зубы, – а могу ли я поинтересоваться…
Он ответил враждебно:
– Сделайте милость.
– Если я правильно понял того черного монаха, – сказал я, – брата Александро… так его зовут?.. он был, если верить его поганым словам, вашим ближайшим и доверенным помощником?
Он отрезал с неприязнью:
– Всего пару месяцев! И что?
– Да так, – ответил я. – Он говорил про какой-то камень в стене.
Он насторожился, сказал резко:
– Что вы плетете? При чем тут камень?
– Если его вытащить, – пояснил я, – а то слишком уж расшатался… можно в нише что-нибудь поискать… Сейчас попытаюсь вспомнить, где этот камень, по словам черного монаха. И что там спрятано…
Его лицо разом побелело, он почти прошипел:
– Умолкните! Это не имеет никакого отношения к разбираемому делу.
– Точно, – согласился я, – это я так просто. Поэтическая метафора. Есть во мне такое возвышенное. А вы точно стихов в вашей очень далекой молодости не писали?.. Может быть, стеснялись и прятали от глаз старших братьев?.. За камнем в стене?
– Брат паладин…
Я прервал:
– Как я понял, вы хотели сказать, что верите моим словам истово и безоговорочно, но скромность вам мешает признать это открыто и вот так у всех на виду?
Аббат, отцы Ромуальд, Мальбрах, Ансельм и все остальные смотрели на Кроссбрина с недоумением, а он, тяжело вздохнув, произнес сломленным голосом:
– Да, после тщательного размышления я пришел к выводу, что брат паладин говорит правду. С той стороны нашу защиту ломали бывшие наши братья Александро и Серекд, некогда продавшие души дьяволу. К счастью, брат паладин каким-то образом сумел их…
– Обезвредить, – подсказал я.
– Да, обезвредить, – согласился он с неохотой. – Надеюсь, навечно. Так что наш Храм в безопасности.
Отец Ромуальд покачал головой, лицо его оставалось озабоченным.
– Вряд ли. Вы это знаете, отец Кроссбрин.
– На долгое время в безопасности, – уточнил отец Кроссбрин. – Достаточное для.
Я пошевелился, они посмотрели на меня, я сказал мирно:
– А вы учитываете, что там на Дне тоже знают о Маркусе? И готовятся по-своему?
Отец Ромуальд спросил с настороженностью:
– Конечно, готовятся. Но вы знаете, как?
– Есть намеки, – ответил я. – Они хотели бы уничтожить вас всех до прилета Маркуса. Чтобы потом не гоняться за каждым в отдельности по всем оруиненным землям.
Отец Форанберг, дотоле молчавший, прогудел мрачно:
– Значит, у нас остаток зимы и весна.
– Но это не значит, – напомнил я, – что ударят в последний день. Удар будет нанесен, когда расшатают защиту. А это может быть и завтра.
Отец Ромуальд буркнул:
– Хорошо, хоть не сегодня вечером.
Сигизмунд, дотоле скромно помалкивающий, сказал чистым ясным голосом:
– Это точно не сегодня. Там остались одни рабочие.
Наступило долгое молчание, наконец отец Бенедерий словно очнулся от глубокого сна или обморока, вздохнул и проговорил слабо:
– Хорошо, брат паладин! Если у присутствующих нет серьезных вопросов, попрошу братьев отвести вас в келью и обеспечить отдыхом. Смотритесь вы весьма… измотанным.
– Еле на ногах держусь, – признался я. – Что поделаешь, возраст… Это Сигизмунду хорошо, на целых две недели моложе!
Глава 3
Монахи окружили нас тесной группой, но Сигизмунда вскоре утащили в другую сторону, а меня провожали до самой кельи. Я заметил и отца Кроссбрина, но тот идет в сторонке, всматривается в меня достаточно встревоженно, стараясь не показывать виду, что взволнован, но когда монахи распахнули передо мной дверь, сами оставшись в коридоре, он неожиданно шагнул за мной следом и плотно закрыл за собой.
Я с любопытством всматривался в его лицо. Он старается выглядеть как всегда сурово и непреклонно, однако сейчас на лице сильнейший стыд и вполне понятный страх.
– Брат паладин, – произнес он настолько тихо, что даже самые чуткие уши по ту сторону двери ничего не уловили бы.
– Отец Кроссбрин, – ответил я с подчеркнутым равнодушием.
– Брат паладин, – сказал он еще тише, – я хотел спросить…
– Спрашивайте, – ответил я со всей любезностью.
– Я только хотел узнать, – проговорил он с трудом, – тот черный монах… продавший душу…
– Брат Александро?
– Да, – почти прошептал он, – что-то еще говорил?
Я отошел к противоположной стене, отец Кроссбрин покосился на дверь и с облегчением последовал за мной.
– Ничего особенного не сказал, – ответил я с небрежностью урожденного аристократа, у которого предков больше, чем у стегоцефала позвонков в хвосте. – Что мне нравится в монастырских уставах, так это понимание натуры человека. Не находите?
Он пробормотал:
– Ну, это есть…