— Тогда мне стоит встать в очередь прямо сейчас, — сказал он и, помахав, ушел.
Уилла Шафтель была одной из трех основных подружек Джимми Паза примерно год, еще когда она работала библиотекарем в Кокосовой роще. Потом она уволилась и переехала в Айову, в писательскую коммуну, а когда ударила первая зима, провела три недели в Майами, большую часть в постели с Пазом. За это время она выманила из него историю о том, как Паз поймал убийцу-вудуиста, со множеством подробностей, касающихся даже второстепенных персонажей; подвергла эти сведения художественной обработке и опубликовала вполне успешный роман, после чего надобность работать в библиотеке отпала сама собой. Она приезжала в следующую зиму, на сей раз пробыла шесть недель, в течение которых они виделись почти каждый день. Паз никогда не был принципиальным сторонником верности, но неожиданно поймал себя на мысли о том, что ему не очень хочется искать альтернативу. Он даже провел несколько долгих уик-эндов в ее крохотной квартирке в Эймсе, в Айове, где почти невозможно было попить настоящего кубинского кофе. Сейчас он думал о ее губах и всем прочем, благо рот у нее был вправду чувственным, с горячим, умелым язычком, да и вообще, в сексуальном отношении она была активнее любой другой знакомой ему женщины. Паз даже задумывался о том, не разовьются ли их отношения в нечто более серьезное и постоянное, чем то, что бывало у него с женщинами раньше, тем паче что она провела год в Испании, изучала Лорку и говорила на причудливом, с точки зрения кубинца, но безусловно изысканном испанском. Правда, грудь у нее не ахти, но зато она чудесно ладит с его матерью. В целом…
К этому времени он уже выбрался из здания на главную площадь кампуса, разукрашенную рекламой и уставленную палатками и киосками книжной ярмарки, нашел маленькое кафе, заказал кофе с молоком и достал свой сотовый телефон. Служба голосовой почты сохранила ряд сообщений, из которых одно заслуживало немедленного отклика.
— Доктор Уайз? Это детектив Паз. Спасибо, что позвонили.
— Не за что, а почему вообще… Простите, я хочу сказать, чем я могу быть вам полезна, детектив?
Приятный голос, подумал он, с хрипотцой и не слишком четким произношением. Впрочем, последнее вполне может явиться результатом нескольких предобеденных коктейлей.
— Это насчет Эммилу Дидерофф. Я арестовал ее по подозрению в убийстве.
— Да, вы говорили.
— Ну вот, она пишет признание.
— Выходит, вам повезло.
— Не совсем, — сказал Паз, начиная слегка раздражаться. — Начать с того, что если она чокнутая, то толку нам от ее признания никакого. Да и признание это, мягко говоря, не совсем обычное: например, она заявила, что будет писать только в сшитых тетрадках, таких как школьные, не с отрывными листками. Я ей четыре штуки принес. Она утверждает, что хочет написать обо всех своих преступлениях.
— Ну, определенные маниакальные идеи у нее, конечно же, есть. В ходе нашей беседы она упоминала об этом признании, но, насколько я понимаю, отделить в ее исповеди правду от навязчивых фантазий будет очень непросто.
— Вот и мне так показалось. Поэтому-то я вам и позвонил.
— Понятно. А почему вы обратились именно ко мне? Я хочу сказать, что в Майами чертова прорва психологов, работающих на правительство. Я же, как вы, наверное, знаете, не психиатр.
— Да, доктор, знаю. Я детектив. Причина в том, что мне нужна консультация не служащего системы уголовной юстиции, а независимого специалиста. Вышло так, что, столкнувшись с Леоном Уэйтсом совсем по другому делу, я переманивал одного из его парней к нам в детективы, мне припомнилось, что его жена вроде бы психотерапевт, и я спросил, могу ли позвонить ей, чтобы она порекомендовала мне дельного специалиста. Ну и позвонил: первое имя, которое пришло ей на ум, оказалось ваше, а потом я залез в файл и выяснил, что вы и сами по себе уже задействованы в этом деле. Просто мистика какая-то. Так что все сводится к одному вопросу: вы согласны?
На линии последовала пауза, прозвучало что-то похожее на вздох.
— На что?
— Просто прочитать то, что она пишет. Помочь мне понять, что там к чему с психологической точки зрения. Департамент вашу работу оплатит, этот вопрос я уже прояснил.
— Ну хорошо, хотя я не понимаю, почему вас так волнует дело Эммилу Дидерофф. Я имею в виду, это имеет отношение к прохождению дела в суде? Должно способствовать поддержке обвинения? Если дело в этом, то я, пожалуй, не…
— Нет, к убийству как таковому это не имеет никакого отношения.
— Тогда к чему же это имеет отношение?
— Вы сейчас говорите по беспроводному телефону?
— Да, а что?
— А я по сотовому. И не хочу, чтобы наш разговор подслушал какой-нибудь придурок, заказавший себе через Интернет модные электронные игрушки. Мы с вами можем поговорить на вечеринке.
— Какой вечеринке?
— Завтра. У Шерил и Леона. Вы ведь приглашены.
Она рассмеялась, как показалось ему, совершенно беспричинно, но быстро осеклась.
— Откуда вы узнали?
— Я же говорил вам, я детектив, — ответил он. — До встречи.
Глава седьмая
— Ты совсем иссяк, — шепнула она ему на ухо, — или продолжим?
— Да ты сама, по-моему, выжата до капли, — отозвался Паз. — Позволь тебе заметить, выступила ты по полной. У вас там, в Айове, что, вовсе не трахаются?
— Понятия не имею, — презрительно бросила Уилла Шафтель. — Лично я занята только тем, что читаю и пишу. Впрочем, нет — вру. Писатели — существа самовлюбленные, и я, конечно, с ними баловалась, но всякий раз подозревала, что они лишь собирают материал для очередного опуса, где и найдет свое место каждый мой оргазм.
— Ага, как мой оказался в твоем романе. Помню, читал.
— Ой, да ладно, ничего серьезного. Мне просто нужно было наскрести деньжат, чтобы вырваться из гетто нищих поэтов. — Последовал протяжный вздох. — Вот уж не думала, что ты углядишь в этом что-то дурное.
Она томно потянулась и смахнула со своей тощей груди пару его волос.
— Да ради бога, мне не жалко. Ты хорошо пишешь, честно. Мне очень понравилось то место про стада. «В нашей жизни есть лакуны, бездны неисповедимы».
— «И бредут сквозь них стада, колокольчиком гонимы, длинноногие, в пыли, чуждой жаждою томимы». Надо же, похоже, ты и вправду прочитал всю мою книгу.
— Прочитал, и мне понравилось, но, в отличие от тебя, мне не под силу сыпать цитатами. Это потому, что я по-прежнему больше в ладу с примитивной устной традицией: слишком уж сильно во мне дикарское начало.
— Ага, и ты с избытком продемонстрировал его сегодня вечером. Ну не предел ли мечтаний: не рохля, трахается без устали, да еще и любит мои стихи. Обалдеть!
Она рассмеялась и, опершись на локоть, посмотрела на него более внимательно: выражение его лица было куда серьезнее, чем она привыкла видеть.