— Пребудь в покое, Жорж де Бервилль, ибо твоя жена обрела блаженство среди праведных, на Небесах.
Впоследствии это происшествие стало рассматриваться как истинное чудо семьи де Бервилль, явившееся первым примером той благодати, каковой Пресвятая Дева одаряла блаженную Мари Анж на протяжении всей ее жизни.
Из книги «Преданные до смерти: История ордена сестер милосердия Крови Христовой».
Сестра Бенедикта Кули (ОКХ), «Розариум-пресс», Бостон, 1947 г.
Глава пятая
Признания Эммилу Дидерофф
Тетрадь первая
Я снова связалась с Хантером Фоем, но это было не совсем то, что раньше, потому что маленькая часть меня, все еще способная любить, была полностью раздавлена произошедшим в доме, и в моей душе не осталось ничего, кроме гравия и старых пустых ракушек.
В то время я начала помогать ему в его наркоторговом бизнесе, поражавшем своими масштабами. Хантер совершал регулярные поездки в Гэйнсвилль и Панама-сити, где сбывал тамошним оптовикам лоснящиеся коричневые брикеты спрессованной марихуаны. Товару Хантера был высококачественный, проблем не возникало, и меня, поскольку телик я, как и все, смотрела регулярно, одолевало любопытство: как это у него так ловко выходит, почему другие наркодельцы не переходят ему дорогу, кто все это организует и откуда у него берется товар? Мне казалось, что Хантер, хоть для Фоя он и был довольно смышлен, вряд ли мог сам до всего допереть, и довольно скоро убедилась, что мои догадки верны.
В эту тайну я проникла в понедельник, 3 февраля 1985 года. Я приехала на велике к трейлеру Хантера, там рядом еще стоял старый пикап «додж» с виргинскими номерами, в котором сидели две здоровущие злобные собаки: они зарычали, когда я проходила мимо. Вообще-то, в тот вечер меня там не ждали, но я забыла книгу, и она мне понадобилась. Книжка, как сейчас помню, называлась «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд,
[4]
и я, как всякая необразованная четырнадцатилетняя девчонка, воображала, будто все там понимаю. Я зашла в трейлер, сказав «всем привет»… и остановилась, потому что на меня смотрел ствол большого револьвера. А по другую сторону я впервые увидела Персиваля Орни Фоя.
— Эй, все в порядке, это моя подружка, — нервно произнес Хантер.
Тогда мужчина постарше медленно опустил пистолет и сказал: «У нас дела, девочка, и тебе лучше идти своей дорогой», а я пролепетала: «Извините, я просто забыла свою книжку, вот и зашла взять ее». Когда Персиваль увидел эту книгу, он взглянул на меня внимательнее. Он был хорош собой: стройный, мускулистый, со светлыми, золотистыми волосами и голубыми, как у всего клана Фоев, глазами. В ту пору ему было лет тридцать пять. Он слегка походил на Хантера, то есть юноша, доводившийся ему племянником, походил на него, но если у Хантера был довольно вялый рот и бессмысленный взгляд, то весь облик Орни указывал на стальную волю. Он отличался от всех мужчин, виденных мною до того дня, и, даже стоя под дулом его пистолета, я успела подумать, что этот человек запросто прикончит для меня Роя Боба Дидероффа, если мне удастся убедить его в том, что он этого хочет. Смотрел он на меня, наверное, пару секунд, но мне показалось, что полчаса, и я почувствовала себя почти так же, как раньше, под пронизывающим взглядом Роя Боба, только на сей раз не было никакой похоти, только любопытство, проявляемое, когда смотришь на некую диковину или, скажем, размышляешь, не купить ли щенка. Он спросил, прочла ли я уже эту книгу, и я сказала, что да, а он спросил, как мне понравилось, а я сказала: «Сильная вещь», а он поинтересовался, не отношу ли я сама себя к тем «атлантам», на плечах которых держится мир. Я промолчала, и он сказал, что это только тень тени, а не источник света, я пролепетала «сэр», а он взял меня за руку и повел к своей машине. Может быть, где-то на свете и есть другой наркоторговец, который, разъезжая по своим криминальным делам, не расстается с карманным томиком Ницше издательства «Викинг», но мне таких не попадалось. Он вручил мне книгу, и я сказала: «О, Ницша», он поправил меня, а я процитировала: «По пути к сверхчеловеку человек должен быть превзойден». Орни посмотрел на меня с удивлением, словно я собралась его укусить, и спросил: «Ты что, Ницше читала?» И я призналась, что только афоризмы из книжки «В мире мудрых мыслей», хотя меня так и подмывало заявить, что это моя настольная книга. Мне вдруг очень захотелось, чтобы он проникся ко мне уважением, причем столь особое, полезное желание возникло у меня впервые. Он сказал, чтобы я прочла книгу, а по его возвращении, это будет через месяц, мы ее обсудим. Впоследствии я узнала, что он по случаю закупил мелкооптовую партию этих книг и раздавал их, как общество «Гидеон» распространяет Библии. Персиваль Орни Фой был своего рода миссионером.
За книгу я взялась тем же вечером и должна признаться, что очень многое в ней оставило меняв растерянности, главным образом ссылки на другие, незнакомые мне произведения и философские термины. Мне пришлось заглянуть в Вагнера и прошерстить всех греков, которых он упоминает в энциклопедии, что уже само по себе было неплохо. Но основной смысл прочитанного до меня дошел, и это просто не могло не воспламенить эмоциональную четырнадцатилетнюю девицу, обуреваемую жаждой мести. Воля к власти! Тирания слабых! И к чертовой матери все это христианское лицемерие, всех этих поганых ханжей-методистов. Рабы, вот они кто! Я распалилась настолько, что совершила нечто вроде ритуального богохульства, пробравшись в молитвенный дом на Эмити-стрит и заставив Хантера оттрахать меня там, подвывая и хохоча, словно гоблин.
Когда Орни Фой вернулся, я была готова сидеть у его ног и впитывать мудрость. Ницше оказался прав: западное общество было безнадежно декадентским и неумолимо скатывалось к хаосу, атлант стряхивал ношу с плеч, фундаменталисты и евреи, управляющие страной, пытались превратить нас в нацию депрессивных рабов. Но это не могло продолжаться до бесконечности. Ясно ведь, что на носу экологическая катастрофа, эпидемии невиданных, обусловленных загрязнением воды и атмосферы болезней, да еще и разорение, вызванное губительным для страны засильем эмигрантов. Экономика развалится, потому что слабые, не способные достичь процветания, завидуя успешности сильных, опутали их по рукам и ногам узами своих лживых правил и законов. Вся эта фальшивая система неизбежно рухнет… но после этого коллапса из скрытых крепостей явятся во всеоружии уцелевшие избранные и востребуют мир славы, чести и варварской красоты.
И много чего в том же духе. Я на самом деле не особо задумывалась о мире, разве что презирала его, так что учение Орни пало на благодатную почву. В пустошах Виргинии у него имелась нелегальная плантация, где он, не считаясь с рабским правительством, выращивал травку и откуда после катастрофы должно было начаться распространение новой цивилизации. Само собой, я видела себя в рядах избранных: по моему разумению, в четырнадцать лет все в каком-то смысле фашисты. А еще он рассказал, что платит Рэю Бобу, чтобы тот не мешал Хантеру обстряпывать в округе свои делишки, о чем я могла бы догадаться сама, поскольку умишком Хантер явно не вышел. Наши с Орни философские разглагольствования нагоняли на него тоску, и он обычно балдел в наушниках от какой-нибудь музыки, пока его дядя насиловал мое сознание, как когда-то Рэй Боб Дидерофф мое тело. Это было здорово, лучше любого наркотика, а самое забавное заключалось в том, что тело мое, которым я изо всех сил вертела у него под носом при каждом удобном случае, похоже, ничуть его не интересовало. В те времена такую одежду, какую теперь продают на каждом углу хоть маленьким девочкам, носили только профессиональные проститутки, но все футболки у меня были тонюсенькие, а джинсы в обтяжку: чего я только не выделывала, даже соски ледышками натирала, чтобы торчали, но он — ноль внимания. Вот мне и приходилось, трахаясь с Хантером, воображать, будто это Персиваль. Время между тем шло, снова настала весна, а там и канун Дня Памяти павших. На праздник полиция всегда устраивала пикник с барбекю, а поскольку Рэй Боб был у копов шефом, нам с мамой пришлось туда пойти. Матушка, к немалому моему удовольствию, все чаще срывалась и закатывала истерики на публике; Рэй Боб заставлял ее пить все больше таблеток, но вот толку от этого, по-моему, не было. Я видела, как Рэй Боб шептался на той вечеринке с доком Хермом, поглядывая туда, где мама глушила пиво, закусывая черно-зелеными капсулами с порошками, которые, видимо, должны были вернуть ей душевное равновесие.