Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Крен cтр.№ 79

Но он не просто дерзко говорил. Он подошел к Софии и начал гладить ее руку, немного небрежно, будто этот жест был для него самым обычным, но одновременно с мягким сочувствием, будто понимал, что именно ей он крайне необходим. К ней уже целую вечность не приближался здоровый мужчина.

София резко отступила в сторону, но не смогла помешать тому, что ее лицо залилось краской. С тех пор как она привела к дофине Теодора и стала избегать двора, никто не осмеливался так властно и смело преодолевать холодную дистанцию, которой она себя окружила.

— Ты жалкий бездельник! — воскликнула она. Смеясь, он опустил руку.

— Сжальтесь, достопочтимая София, сжальтесь! Я знаю, что с моей душой плохи дела, но честно заявляю, что вовсе не имею в намерениях испортить нашего Теодора, потянув его за собой.

Ведь это беспокоит вас больше всего, не так ли? Вы боитесь, что я стану на него дурно влиять! Тут я могу сказать только одно: я не стану портить его. Он уже давно получил разрешение преподавать, а скоро будет вести великий диспут в актовом зале университета и его назовут наконец доктором теологических наук.

— Именно поэтому ты для него неподходящая компания! — прошипела София.

— Но разве ему не интереснее проводить время со мной, чем торчать с нашими наследниками престола? Говорят, дофина сейчас изучает древнееврейский, если ей, конечно, удается выкроить для этого время среди важных и многочисленных обязанностей. Думаю, ее ум похож на ваш, София, хотя — спокойно, спокойно, я вовсе не хочу оспаривать вашу уникальность — ей требуется на обучение больше времени. О да, я знаю о вашем даре, Теодор рассказал мне. Не мог бы я позаимствовать его у вас на короткое время перед экзаменами? Ну, как бы то ни было, дофин в отличие от своей жены дуб дубом. Он ничего не помнит, да и понимает с трудом. Я бы сказал, в этом он похож на меня... так что плохого в том, что Теодор время от времени будет заниматься со мной? Конечно, не в те дни, когда вы держите его в ежовых рукавицах, заставляете его штудировать книги или любезничать с бледным Луи и тщеславной Бланш.

София хотела ответить на столь дерзкие слова яростной плеядой. Больше всего ей было неприятно то, что этот никчемный бездельник, несмотря на свою лень и ветреность, судя по всему, неплохо разбирался в людях и знал о них так же много, как она о разных науках.

Конечно, он не упрекал ее в том, что она строила мир по своей воле, а потом повернулась к нему спиной. Но он не мог не усмехнуться, говоря о ее бойком обращении с Теодором.

Но сегодня он зашел слишком далеко. Она не хотела больше ничего слушать, хотела крикнуть ему в лицо, что больше не желает его видеть, что он должен немедленно убраться вон, а если не сделает этого, она не побоится выпроводить его силой.

Но прежде чем она смогла произнести суровый приказ, Катерина раскрыла упрямо сжатый рот и воскликнула.

На этот раз сделать это ее заставила не ручная крыса, которая выползла из одеяний Кристиана и уселась на его мускулистой руке, а лицо Теодора. Во время перебранки он вошел в гостиную и, никем не замеченный, сел на стул. С его высокого, благородного лба стекала кровь.

София обработала рану. Она молча прижала к ней платок, смоченный в холодной воде, смазала поврежденную кожу жгучим анисовым соком и наконец обмотала голову Теодора повязкой, пропитанной белым вином. Ее прикосновения были такими же быстрыми и отчужденными, как всегда, когда она имело дело с больным человеческим телом.

Лечение больных в последние годы было единственным поводом, ради которого София выходила из дома. Сама она называла это долгом: она лечила не из сочувствия, а для того, чтобы искупить свои многочисленные грехи. И лишь очень редко она признавалась себе, что еще больше, чем это желание, ее толкало упрямство, родившееся в тот день, когда Анри Клеман не допустил ее к раненому рыцарю. Она торжествовала, видя, что люди нуждаются в ее помощи несмотря на то, что она всего лишь женщина.

София хотя и не задавалась, как некоторые целители, вооруженные мочеприемниками, которые прохаживались по переулкам и во все горло расхваливали свое искусство, но давала совет каждому, кто стучался в ее двери и просил о помощи. Она зашивала раны, исследовала кровь и мочу и восстанавливала равновесие четырех телесных соков, одному прописывая вино, а другому запрещая его. Она варила эликсир из оленьих костей, который укреплял сердце, советовала принимать полынь при головных болях, а цветки колючей сливы против заболеваний глаз. Если у кого-то болели десны, она давала ему жевать змеиный корень и плющ.

Теперь так же тщательно и безрадостно София обрабатывала рану Теодора. Она заговорила с ним только после того, как наложила повязку.

— Тебе следует быть осторожнее! — посоветовала она. — Ты ведь знаешь, что не можешь бегать, как другие. Так что двигайся тихонько, вместо того чтобы спотыкаться о свои же ноги и расшибать в кровь голову.

— Лучше так и скажите, — сказал он устало и почесал раненую голову, — что я инвалид, который ни на что не годен. Когда я был маленьким, вы мне так прямо и говорили.

— Не говори ерунду! — резко оборвала она его, внимательно вглядываясь ему в лицо, но на этот раз не для того, чтобы обнаружить на нем следы крови, а для того, чтобы понять, что он чувствует. — Одно то, что ты упал, еще не значит, что...

— О, если бы я мог поменяться с вами! — прервал он ее. — Тогда я мог бы лечить собственные раны... а вы бы сидели с Бланш и превращали ее в самую умную и ученую наследницу престола, какой еще никогда не было во Франции. Впрочем, она спрашивала о вас. Я сказал, что вы, как всегда, целые дни просиживаете за книгами и все больше отдаляетесь от простого мира, в котором вынуждены мучиться мы, обычные люди.

Его лицо было почти таким же бледным, как повязка. Она белым пятном поднималась на его волосах, окружавших тонзуру (Тонзура — выбритое место на макушке у католических священников).

— Мне кажется, ты повредился гораздо сильнее, чем можно было подумать, глядя на твою рану, — грубо заявила София, сбитая с толку его глухим, печальным голосом. — Я вовсе не бегу от этого мира. Бог мой, я стара, и это естественно, что мне нравится замкнутая жизнь, но я всегда в курсе того, что происходит. Ты ведь сам мне все рассказываешь. Я благодарна тебе и горда...

— Оставьте! — прервал он ее, и его голос зазвучал громче и решительнее. — Я делаю то, что хотите вы: я личный преподаватель наследников трона, известнейший магистр в университете и не в столь далеком будущем доктор наук. Я знаю, вам нет дела до того, что сегодня для того, чтобы получить право преподавать, необходимо просто показать свою правоверность. Умные профессора находятся под строгим надзором папы, а тот уже определил, сколько науки следует позволять. Вы знаете, кого сейчас считают великим? Магистра Жана-Альберта! Этого дурака, которому вы однажды зашили раненую голову, но не смогли вшить в нее немного мудрости. А он любит цитировать Петра Коместора и Петра Ломбардского, и уж точно не Аристотеля. Это были еще времена, когда преподавали Амальрик Венский или Давид из Динана, а их приверженцы после споров избивали себя на улице.