– Мамаша, папаша, – заныл
«инвалид», – Христа ради, я собираю на протез.
– Бедный, – сочувственно сказал
Максим, – сколько лет со дня окончания чеченской кампании прошло, а ты все
кровью истекаешь! Повязка-то промокла.
– Досталось мне от сволочей, весь
поранетый, – продолжил играть свою роль попрошайка.
– Лампа, сколько ему дать? – спросил
Максим.
– Нога не болит? – обратилась я к
самодеятельному актеру.
Юноша похлопал по коленке.
– Я привык, но рана не заживает!
– Спрашиваю про вторую ногу, –
серьезно уточнила я.
Попрошайка сделал скорбное лицо.
– Так ее нет, мамаша.
– Думаю, лапка засунута в подушку, на
которой ты сидишь, – засмеялась я, – вот я и поинтересовалась: не
ноет ли она? Большинство людей полагает, что ремесло нищего легкое, но я
понимаю: тебе приходится терпеть нешуточные неудобства!
Парень зло сплюнул на асфальт и начал медленно
разворачиваться. Послышалось чавканье и характерное поскрипывание, похожее на
звук, который издает железо, царапающее стекло.
– Слышь, ты, Смоктуновский, с коляской
косяк вышел, – засмеялся Максим, – дорогая слишком, немецкая, почти
новая. Вау! На спинке эмблема «Бентли». Милый, ты в курсе, сколько такой значок
в автосалоне стоит? Продашь его – хватит не только на протез, но и на
превращение в Терминатора. Скажи своим хозяевам, что в такой инвалидке нужно
сидеть в прикиде от Гуччи-Пуччи-Мяуччи. Откроешь новое направление: гламурный
оборванец.
В моей голове вспыхнуло воспоминание: я
стою за занавеской в номере Нины, слышу чавканье, поскрипывание, противный
скрежет… а еще Маргоша не нашла коляску, которую в лечебнице прозвали «Бентли».
Медсестра расстроилась, кресло было очень удобное, компактное, могло
складываться, его можно не только катить, но и нести.
Я вскочила и с воплем ринулась за
«ветераном»:
– Стой!
Тип в пятнистой форме споро порулил в сторону
скопища сарайчиков, находившихся за остановкой автобуса. Натыкаясь на прохожих
и торговцев, вольготно расположившихся на площади, я летела за «инвалидом».
Парень заехал в пространство между покосившимися халабудами, сколоченными из
разномастных досок. Я проделала тот же путь и замерла, увидев штук
пятнадцать обшарпанных будок, украшенных ржавыми замками, и узкие дорожки, расходившиеся
от них веером.
– Ушел? – спросил Максим, переводя
дыхание.
Я топнула ногой.
– Черт!
– Чем тебя привлек этот
попрошайка? – тяжело сопя, не успокаивался Макс.
В момент сильного волнения я могу
сморозить глупость, вот и сейчас вцепилась в рубашку Максима.
– Я знаю, как пропала из своего номера
Нина! Ее посадили в инвалидную коляску.
Новый знакомый заморгал:
– Ну и что?
Я подпрыгнула.
– Надо найти нищего и заставить его
рассказать, откуда у него «Бентли»!
– Да зачем? – пожал плечами Макс,
потом со странным выражением лица продолжил: – Ты поэтому за мошенником
рванула?
– Ага, – ответила я, обозревая
сараюшки.
– Я подумал, что он у тебя сумочку спер.
Пошли в санаторий, есть хочется, – предложил нахал.
– Иди, я здесь останусь.
– Искать проходимца? – поразился
Максим. – Интересное занятие. На фига кошке акваланг?
– Нина в опасности! Она приходила ко мне,
просила о помощи, а я посчитала вдову психопаткой и отделалась от нее. Ее,
вероятно, усыпили, а потом вывезли из санатория, ночью. Думаю, дочери в курсе, они
распустили слух, что матери стало плохо с сердцем и ее поместили в больницу.
Надо выяснить, в какую именно клинику увезли Нину Олеговну Пронькину.
– Начнешь объезжать Склифосовский и
прочие Боткинские? – скосил глаза к переносице Максим.
– Муниципальные заведения можно не
трогать. Если Нина в клинике, то только в частной и... Смотри!
– Что? Где? – начал озираться
Максим.
Я ткнула пальцем вниз.
– На земле. Следы от шин! Мошенник доехал
на коляске до одной из будок, далее след исчез.
– Потом он пошел пешком, –
предположил Макс, – повозку бросил.
– И где она? Должна тогда остаться
здесь! – резонно заметила я. – Вмятины от колес тянутся к крайнему
сарайчику, спорим: «ветеран» там. Ставлю твой оранжевый «Порше»-кабриолет
против моей расчески, что я права!
Максим указал на огромный ржавый замок,
украшавший вход в развалюху.
– Тачка останется у хозяина, а ты
лишишься гребня. Впрочем, по рукам! Я просверлю в расческе дырку и повешу ее на
цепочке на шею, буду вдыхать твой неземной аромат. Назови хоть один способ проникновения
в запертый снаружи сарай без повреждения того, что не лает, не кусает, а в дом
не пускает! Допустим, ловкий парнишка протиснулся в щель под дверью, но
коляска?!
Я подошла к ветхой будке, дернула за
замок, покрытый оранжевой пылью, вытащила дужку из ушка и, сказав:
– Не всякий замок заперт, –
распахнула дверь.
– Ну че те надо? – заныл юноша,
стоявший около стены, на которой висели инструменты.
– Накрылся мой «Порше», – хмыкнули
за моей спиной, – прощай, любимый кабриолет.
Но мне было не до дурацких шуток, я сделала
шаг к мальцу.
– Где ты взял коляску?
– Она ваша? – захныкал
«инвалид». – Забирайте!
– Немедленно отвечай на вопрос!
– Нашел, – выдал неоригинальную
версию паренек.
– На улице? – издевательски спросила
я.
– Не, в овраге!
– Каком?
– Где помойка, – прозвучал ответ.
Я топнула ногой.
– Не лги! Кресло на колесах стоит уйму
денег!
– Правду говорю, – чуть не зарыдал
незадачливый «чеченец».
– Тогда объясни, как у тебя вторая нога
отросла! – заорала я. – И откуда коляска?
– Тетенька, – парень принялся
елозить грязными кулаками по лицу, – клянусь мамой...