Причина такого тесного телесного контакта была забыта. Дейн больше не мог думать ни о чем, чувствуя, как ее грудь прижимается к его телу. Свободной рукой он медленно провел по ее спине, наслаждаясь гладкостью кожи, открытой глубоким вырезом платья. Он чуть наклонился и припал к губам Мариэль.
Но это была не случайная девушка в полутемной незнакомой комнате, с которой его связывало только сиюминутное желание. Это была Мариэль. И он знал, что если сейчас он не остановится, то пойдет до конца, пока она не начнет кричать от наслаждения в его объятиях. Но она к этому еще не готова.
И в этот раз именно он сделал шаг назад:
— У меня еще очень много дел. Нужно проверить, все ли готово к завтрашнему вечеру.
Мариэль смотрела на него так, словно только что проснулась.
— Прости, если я задержала тебя, — ответила она, опустив взгляд.
— Возможно, сегодня тебе захочется лечь пораньше, завтра нас ждет длинная ночь.
Она молча кивнула, не поднимая глаз. Дейн поспешно отвернулся и вышел из комнаты, понимая, что еще пара секунд, и он передумает, а этого нельзя было допустить. Имея за плечами огромный опыт общения с женщинами, он точно знал, когда следует подождать.
Когда на следующее утро Мариэль спустилась вниз, Дейн был уже полностью одет. Его портфель ждал на комоде. Сам он сидел за столом, пил кофе и читал газету.
— Доброе утро.
— Доброе утро, — эхом откликнулся он, лишь на секунду оторвав взгляд от статьи.
Мариэль кожей почувствовала, как он напряжен.
— Я что, нарушила какое‑то домашнее правило?
Дейн невозмутимо перевернул страницу:
— Нет, конечно нет.
— Тогда в чем дело?
Он встретился с ней взглядом и, чуть пожав плечами, ответил:
— Я никогда раньше не завтракал с женщиной в этом доме. Наверное, поэтому сейчас мне немного не по себе.
— Ты, должно быть, шутишь. Дейн Хантингтон, больше известный как Казанова, никогда не приводил к себе женщину на ночь?
— Я этого не говорил.
— Тогда, может быть, они все как одна были Золушками и с двенадцатым ударом часов растворялись в ночи?
— У меня в городе есть пентхаус, — пояснил он, убирая кружку. — Сегодня я весь день буду занят организацией вечера. Я заказал для нас номер в отеле, за тобой приедет машина, чтобы отвезти тебя туда.
Но Мариэль все еще переваривала его первую фразу:
— У тебя в городе есть специальная квартира для секса?
— Просто я хочу, чтобы моя личная жизнь оставалась именно такой — личной. В отеле я заказал тебе сеанс массажа и спа‑процедуры, а также вызвал визажиста и парикмахера, — продолжил он так, словно она не прерывала его вопросом. — Надеюсь, я все предусмотрел?
— Не думаю, что это необходимо, ты меня избалуешь. Или все гости на твоем балу получают такое звездное обслуживание?
— Просто сегодняшний вечер очень важен для меня, Мариэль.
— Я знаю.
— Мы будем ночевать там же, в отеле, так что если тебе может что‑то понадобиться.
— Ночевать?
— Нужно дать репортерам пищу для слухов.
— Ах да, репортеры. — Как она могла забыть об основной причине для этого маскарада?
«Но ведь вчера он поцеловал меня не из‑за репортеров», — подумала Мариэль.
Взяв с комода портфель, Дейн направился к двери:
— Я буду ждать тебя в нашем номере в семь.
День, проведенный в спа‑салоне, расположенном на первом этаже отеля, стал для Мариэль настоящим блаженством. Ее парили, мыли, массировали и натирали различными маслами до тех пор, пока ее кожа не стала идеально гладкой и шелковистой, а волосы и ногти не начали сиять.
Ее продолжали одолевать сомнения, она не могла не волноваться перед спектаклем, который они с Дейном собирались разыграть на приеме. И не меньше Мариэль тревожили ее чувства к Дейну. Она считала себя вполне раскованной и свободной от предрассудков женщиной, способной получать удовольствие просто от секса с мужчиной, не обременяя себя излишними эмоциями, не думая о любви. Но только если речь шла не о Дейне Хантингтоне.
Когда их жизненные пути разойдутся, ей, с одной стороны, придется еще долго терпеть назойливое внимание прессы к своей персоне, а с другой — как‑то пытаться привести в порядок свои чувства. Может, стоит заранее записаться к психотерапевту или пойти на йогу?
В шесть часов Мариэль стояла перед большим зеркалом в одном из номеров отеля. Белое платье от одного из самых модных европейских дизайнеров было настолько облегающим, что ей потребовалось несколько минут для того, чтобы натянуть его, но результат того стоил. Она надела изящные серебристые туфли на высоких каблуках, подправила макияж, застегнула на правой руке изумительный бриллиантовый браслет. Длинные платиновые серьги покачивались из стороны в сторону, подчеркивая ее изящную шею. Она выглядела великолепно, но все равно при каждой мысли о предстоящем приеме по ее телу пробегали мурашки.
Стараясь успокоиться, Мариэль подошла к окну, чтобы полюбоваться на закат. В этот момент она услышала звук открывающейся двери. Сердце бешено забилось в груди. Мариэль пришло в голову, что даже на первом свидании она не испытывала такого волнения. Она знала, что прекрасно выглядит, и вообще, какое ей дело до того, что Дейн, который вообще не умеет прилично одеваться, подумает о ее наряде? Сегодня на нем были черные брюки и белая сшитая на заказ рубашка, подчеркивающая его широкие, мускулистые плечи. Его волосы до сих пор были немного влажными после душа. Мариэль с трудом удержалась от желания подойти и пригладить их кончиками пальцев, а потом прижаться губами к его шее, открытой V‑образным вырезом рубашки. Вместо этого она опять начала критиковать его внешний вид:
— Неужели даже на этот прием ты не наденешь галстук? Почему ты игнорируешь тобой же установленные правила, Дейн?
— Потому что я могу себе это позволить, — с мальчишеской улыбкой ответил он.
Но уже через секунду Дейн забыл, о чем шла речь, потому что наконец повнимательнее присмотрелся к платью Мариэль. Да поможет ему Бог! Как он, спрашивается, должен заниматься сегодня делами, если рядом с ним будет эта искусительница? Осознав, что временно лишился дара речи, он жестом попросил ее повернуться, чтобы получше посмотреть это белое облегающее орудие пытки. Подол платья был длинным, зато спина оставалась полностью открытой. Вырез спереди тоже был достаточно глубок, чтобы приковать на весь вечер внимание любого мужчины, а разрез был таким высоким, что заставлял задуматься о том, есть ли на Мариэль сегодня хоть какое‑нибудь белье.
— Ты хочешь поговорить со мной о правилах, — прошептал он, тщетно пытаясь отвести голодный взгляд от ее тела. — Твое платье — вот настоящее нарушение всех мыслимых правил. В некоторых странах его вообще можно было бы признать незаконным. Одно из твоих творений?