Вместо того чтобы убежать, девушка сделала несколько шагов в
мою сторону. Видимо, она поступила так, как подсказало ей мятежное, исполненное
отчаяния сердце, – хотя на каком опыте основывалось такое решение, я не
знаю. Так или иначе, она готова была раскрыть мне свои объятия и дала это
понять, грациозным движением приподняв правой рукой волосы, но тут же позволив
им вновь упасть и рассыпаться по плечам.
Я подошел ближе. Девушка взяла меня за руку и повела в горы,
вот к той пещере, которую ты сейчас можешь увидеть на одном из склонов, если
оглянешься через левое плечо. К тому моменту, когда мы подошли к входу в
пещеру, я уже понял, что страсть, разгоревшаяся в этом юном существе, ничуть не
уступает моей собственной.
Она не была девственницей и хорошо знала, что такое плотские
наслаждения. Знала и стремилась к ним. Ее губы коснулись моих, прижались к ним,
и я почувствовал у себя во рту ее язык – искусный, жаждущий, ищущий...
Чувства, переполнявшие меня, трудно передать словами. В
какой-то момент я отстранил ее от себя, но лишь затем, чтобы полюбоваться
великолепным телом, той самой таинственной материальной плотью, которую ждет
впереди смерть и разложение, но которая, однако, может соперничать с любой
ангельской субстанцией. Потом мы вновь слились в объятиях, но теперь уже я
возвращал ей поцелуи, а она смеялась и все теснее прижималась ко мне обнаженной
грудью.
Мы упали на поросший мхом пол – я тысячи раз видел, как
делали это смертные, – и когда мой орган вошел в нее, я испытал ни с чем
не сравнимое наслаждение и понял то, что не дано понять ни одному ангелу. Мои
ощущения никоим образом не были связаны ни с разумом, ни с наблюдениями, ни с
тем, что я видел, слышал или стремился постичь. Я был охвачен беспредельной
страстью, снова и снова я толчками вторгался в нежную плоть женщины, и мышцы ее
влагалища мягко, но сильно сжимали мой мужской орган, удерживали его, словно
стремясь поглотить его и никогда не отпускать... И вдруг она напряглась,
забилась в моих объятиях, лицо ее покраснело, глаза закатились, а сердце словно
перестало биться...
В то же мгновение семя мое исторглось и заполнило ее
разгоряченное лоно. Какое-то время я еще продолжал двигаться в том же ритме, но
вскоре все чувства во мне начали ослабевать и постепенно угасли...
Обессиленный, я лежал рядом с женщиной, обняв и прижимая ее
к себе одной рукой. Я нежно целовал ее в щеку и шепотом повторял на ее родном
языке: «Я люблю тебя... Я люблю тебя... Я люблю тебя, чудесное, прекрасное
создание... Я люблю тебя!..»
Она лишь покорно и благодарно улыбалась в ответ, а потом
вдруг прижалась ко мне изо всех сил, и мне показалось, что слезы вот-вот хлынут
из ее глаз. Ее беззаботность сменилась тихой нежностью и одновременно
угрызениями совести, я чувствовал, как страдает ее душа.
Что же касается меня, то разум и чувства мои пребывали в
полном смятении. Я впервые познал оргазм! Мне довелось достичь высочайшей точки
физического наслаждения, испытать то ни с чем не сравнимое удовольствие,
которое испытывают в момент совокупления смертные. Не было сил ни двигаться, ни
говорить – я молча лежал, устремив взгляд в потолок пещеры.
Но постепенно до меня стало доходить, что женщина чем-то
испугана. Она вновь прижалась ко мне, потом встала на колени и, наконец,
вскочила и бросилась прочь.
Я сел. С небес лился свет... Это был Божественный свет – и
он искал меня! Я торопливо поднялся на ноги и выбежал из пещеры.
«Я здесь, Господи! – крикнул я. – Господь мой, я
преисполнен радости! Господь, Боже мой, какие восхитительные чувства мне
довелось испытать!»
Я запел хвалебный псалом. И как только я начал его
исполнять, частицы материи, словно отторгнутые от меня ангельским голосом,
постепенно стали исчезать, растворяться... Я встал во весь свой ангельский
рост, расправил крылья и вознес к небесам гимн, прославляя Господа и благодаря
Его за то, что′ Он позволил мне испытать в объятиях этой женщины...
Прозвучавший над моей головой голос Бога был тихим, но
исполненным гнева и ярости.
«Мемнох! – рек мне Господь. – Ты принадлежишь к
сонму ангелов! Что делает ангел, сын Божий, в компании дщери человеческой?»
Прежде чем я успел ответить, свет исчез, и меня закружил
стремительный поток воздуха, заставивший затрепетать мои крылья... Я взглянул
вниз и увидел, что женщина уже далеко, на берегу моря. Став свидетельницей
непонятного, необъяснимого явления, она в ужасе мчалась прочь.
Она убежала, а я оказался на небесах, пред вратами рая. И
вдруг я осознал, что впервые эти врата обрели в моих глазах форму, то есть я
увидел их так, как видел, например, ты. А потом эти врата с грохотом
захлопнулись передо мной, и божественная молния низвергла меня с небес. Я падал
столь же стремительно, как падал и ты в моих руках. Только я был один. Я рухнул
вниз, невидимый, но исцарапанный и изломанный, и зарыдал, уткнувшись лицом в
мокрую землю.
«Ты, Мой наблюдатель, посланный Мною на землю
ангел-хранитель! Что ты натворил?» – тихо, но отчетливо прозвучал возле самого
моего уха голос Господа.
Я продолжал рыдать и никак не мог успокоиться.
«Господь, Бог мой! – сквозь слезы молил я. – Это
какое-то ужасное недоразумение... Позволь мне... Позволь мне объяснить...»
«Оставайся среди смертных, которых ты так любишь! –
ответил Бог. – Отныне пусть они будут твоими советчиками. Ибо Я не желаю
ни видеть, ни слышать тебя до тех пор, пока гнев Мой не остынет. Сжимай в своих
объятиях плоть, которую ты жаждешь и которой ты запачкан. И не появляйся Мне на
глаза, пока Я сам не пошлю за тобой – если сочту нужным!»
Вновь поднялся вихрь, а когда я перевернулся на спину, то
увидел, что лишился крыльев, вновь обрел плоть и выгляжу как обыкновенный
человек.
Тело мое снова стало таким, каким я его для себя
создал, – Всемогущий проявил милость и восстановил его до последней
клеточки. Я остался лежать на земле и только стонал, испытывая нестерпимую боль
и чувствуя, как печаль разрывает на части душу.
Никогда прежде не приходилось мне плакать так, как плачут
люди. Голос мой был негромким. Я не испытывал ни колебаний, ни отчаяния. Я
по-прежнему оставался самоуверенным ангелом, ибо не сомневался, что Господь не
лишит меня своей любви. Да, Он был разгневан, но что из того? Он и прежде не
раз на меня сердился.
Меня мучило лишь сознание того, что я отвергнут Господом,
что мне запрещено появляться на небесах без Его разрешения, что я лишен права
покидать свою плотскую оболочку. Я сел и попытался воздеть руки к небу, однако,
несмотря на все усилия, не смог это сделать. И тогда меня вновь охватило такое
острое чувство неизбывной печали и полного одиночества, что я мог лишь понуро
опустить голову и застыть в молчании.