Наверное, я невольно закрыл глаза – не знаю. Помню лишь, что
вдруг открыл их и обнаружил, что Мемнох мягко держит меня за руки. Его крупные
ладони были теплыми, а кожа – на удивление гладкой, и в то же время в этом
пожатии чувствовалась недюжинная сила. Какими же холодными, должно быть,
показались ему мои невероятно белые, изящные, отливающие перламутровым сиянием
руки со сверкающими, как льдинки на солнце, ногтями!
Он отпустил меня и отошел в сторону, и чувство мучительного
одиночества неожиданно причинило мне боль. Руки мои так и остались напряженно
сомкнутыми.
А Мемнох уже стоял в нескольких ярдах, спиной ко мне,
устремив взгляд в сторону другого берега узкого моря. Я вновь отчетливо видел
его огромные крылья, которые беспокойно подергивались, словно охватившее его
внутреннее напряжение привело в действие мышечный механизм, предназначенный для
управления ими. Мемнох казался неотразимо прекрасным и в то же время
исполненным отчаяния.
– Возможно, Господь прав, – тихо заговорил он, не
оборачиваясь и по-прежнему пристально вглядываясь в даль. В голосе его звучала
ярость.
– Прав в чем? – спросил я, поднимаясь с камня.
Он даже не оглянулся.
– Мемнох, прошу тебя, продолжай, – едва ли не взмолился
я. – Иногда мне кажется, что я больше не выдержу, что твоя повесть вот-вот
разорвет мне сердце. И тем не менее я прошу тебя: продолжай! Пожалуйста,
пожалуйста, продолжай!!!
– Это что, своего рода форма извинения с твоей
стороны? – мягко спросил он, поворачиваясь ко мне лицом.
Крылья вновь сделались невидимыми. Он вернулся к камням и
сел чуть правее меня. Я машинально отметил, что нижний край его одеяния покрыт
пылью, а в длинных растрепавшихся волосах запутался маленький кусочек зеленого
листка.
– Нет, это не просьба о прощении, – ответил я. –
Как правило, я говорю именно то, что думаю.
Я внимательно, изучал его лицо: скульптурный профиль,
великолепная кожа, ничем не отличающаяся от человеческой, разве что чересчур
гладкая и совершенно лишенная волос... Нет, словами описать это просто
невозможно! Когда вы входите в какой-либо храм эпохи Возрождения и видите там
огромную, величественную в своем идеальном совершенстве статую, она не вызывает
страха в вашей душе, потому что вы сознаете, что это всего лишь каменная
фигура, не более. Но та статуя, что стояла передо мной, была живой!
Мемнох обернулся, словно только теперь заметил, что я
пристально наблюдаю за ним. Когда наши взгляды встретились, в его глазах я
увидел мириады переливающихся разноцветных точек. Он наклонился вперед, и я
почувствовал на своей щеке нежное прикосновение его мягких, совершенно гладких,
чуть влажных губ – горячее дыхание жизни сумело проникнуть даже сквозь мою
давно затвердевшую, ледяную кожу и обожгло меня так, как может обжечь только
кровь... Живая кровь! Каждая частичка во мне пылала, а сердце пронзила боль, причем
я мог, приложив палец к груди, с точностью указать, в каком именно месте.
– А что чувствуешь сейчас ты? – спросил я Мемноха, изо всех
сил сопротивляясь разрушительному действию его поцелуя.
– Я чувствую кровь сотен и сотен людей, – шепотом
ответил он. – Я чувствую душу, познавшую сотни других душ.
– Познавшую? А быть может, просто уничтожившую?
– Ты готов прогнать меня из ненависти к самому себе? Или я
могу продолжить свой рассказ?
– О, пожалуйста, пожалуйста, продолжай!
– Итак, люди выдумали или открыли для себя Бога. –
Голос Мемноха вновь звучал ровно, спокойно, а интонация была почти поучительной
и в то же время смиренной. – В некоторых племенах поклонялись сразу
нескольким богам, каждый из которых почитался как создатель той или иной части
мира. Да, конечно, знали люди и о том, что души умерших бессмертны и обитают
где-то рядом, а потому пытались вступить с ними в контакт, оставляли дары на
могилах, совершали жертвоприношения. Они обращались к душам своих соплеменников
с самыми разными просьбами: об успешной охоте, о рождении ребенка... –
словом, искали у них защиты и помощи во всех делах.
И когда мы, ангелы, проникали в преисподнюю... – а
должен тебе сказать, что наше невидимое присутствие в пространстве, где
безраздельно царили души умерших, не причиняло им беспокойства, – когда мы
заглядывали туда, то видели, что внимание и любовь тех, кто оставался на земле,
укрепляли и поддерживали жизненные силы бесплотных душ.
Так же как и ангелы, души эти различались между собой и по
интеллекту, и по степени интереса к тому, что происходило вокруг.
Одни, например, сознавали, что мертвы, – они старались
откликнуться на молитвы своих детей, помочь советом и прикладывали все силы,
чтобы иметь возможность вести долгие безмолвные беседы с потомками. Они даже
пытались являться им, используя всю мощь своей невидимой субстанции, для того
чтобы привлечь и сконцентрировать в ней мельчайшие частички материи, витающие в
пространстве. Они стремились рассказать о тьме, в которой пребывают, о горечи –
вечной спутнице смерти, о том, что нужно быть сильными и храбрыми при жизни...
Иногда потомки видели их во сне, ибо спящий разум человека открыт для общения с
душами мертвых.
Обитатели преисподней – по крайней мере некоторые из них –
сознавали, что вера и внимание детей поддерживают их существование, а потому
неоднократно напоминали потомкам о долге перед умершими, о необходимости
молиться им и приносить дары на их могилы. Эти души казались наименее
растерянными и смущенными, однако в одном аспекте они ошибались так же, как и
остальные: они считали, что видели все, что можно было увидеть.
– Они понятия не имели о существовании рая?
– Ни малейшего! Ни один лучик небесного света не проникал в
преисподнюю, туда не доносился ни один звук райской музыки. Души, которые там
пребывали, видели только тьму, звезды и людей, оставшихся на земле.
– Ужасно! Разве можно вынести такое?!
– Можно, если считаешь, что приносишь пользу своим детям, и
если ты все еще способен черпать силы, глядя, как потомки совершают возлияния
на твоей могиле. Можно, если тебя радует, когда живые прислушиваются к твоим
советам и осуждают тех, кто этого не делает, если ты имеешь возможность
беседовать с ними, хотя бы изредка появляться перед ними воочию и видеть, что
это приносит заметные результаты.
– Да, я понимаю. Потомкам они казались своего рода
божествами.
– Вот именно. Богами-предками, богами-предтечами, если можно
так выразиться. Но они не имели ничего общего с Создателем всего сущего. Как я
уже говорил, люди четко разделяли эти два понятия.