– Значит, хуже меня на свете не существует? – дрожащими
губами прошептал я, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь снова. – Несмотря на
все проступки смертных, на те ужасные злодеяния, которые люди обрушивают друг
на друга, несмотря на немыслимые страдания женщин и детей всего мира по вине
представителей рода человеческого, самым плохим созданием на земле ты считаешь
меня? Я тебе нужен! А Дэвид оказался слишком хорошим – так? Вопреки твоим
ожиданиям, он не превратился в законченного негодяя? Ты это хочешь сказать?
– Нет, конечно же, ты не самый плохой, – утешил он меня
и тут же добавил со вздохом: – В этом-то все и дело.
Постепенно я начал яснее видеть все больше и больше деталей
его внешнего облика. И не потому, что они стали более отчетливыми, как это было
во время моего разговора с призраком Роджера, а просто потому, что сам я постепенно
успокаивался. Волосы его были темно-пепельного цвета, мягкие и вьющиеся. А
брови – вовсе не черные, как мне показалось вначале, а того же оттенка, что и
волосы, – имели красивый изгиб, придавая лицу выражение, напрочь лишенное
тщеславия или высокомерия. И, естественно, он не производил впечатления
существа недалекого и тем более глупого. Одет он был очень непритязательно.
Сомневаюсь, что это вообще можно было назвать настоящей одеждой. Да, вещи
казались вполне материальными, однако на пальто отсутствовали пуговицы, а
покрой рубашки поражал своей простотой.
– Понимаешь, – продолжал он, – ты всегда умел
мыслить здраво. А это именно то, что необходимо в первую очередь, то, что я
искал прежде всего: здравомыслие, интеллект, целеустремленность и увлеченность.
Бог свидетель, я не мог упустить такого, как ты! К тому же ты как будто сам
манил меня к себе.
– Никогда!
– Да ладно тебе. Вспомни, сколько раз ты открыто бросал
вызов дьяволу.
– Это были всего лишь стихи... точнее, слабые вирши.
– Неправда. А вспомни, что ты вытворял. Ты пробудил
древнейшее существо, Акашу, и едва не отдал в ее власть судьбы
человечества. – Он коротко рассмеялся. – Как будто на земле мало
чудовищ, созданных эволюцией. А твоя авантюра с Похитителем Тел! Подумать
только! Перевоплотиться, обрести такой шанс – и отказаться от него ради того,
чтобы вновь стать тем, кем был прежде! Тебе известно, что твоя Гретхен стала в
джунглях святой?
– Да. Читал об этом в газетах.
Гретхен! Моя монахиня, моя любовь в тот короткий период,
когда я вновь стал смертным... С той самой ночи, когда она убежала от меня в
часовню миссии и рухнула на колени перед распятием, Гретхен не произнесла ни
слова. Она молилась денно и нощно, почти полностью отказалась от пищи, а по
пятницам в маленькое, затерянное в джунглях поселение стекались толпы людей.
Дабы собственными глазами увидеть стигматы на ее ладонях и стопах, паломники
преодолевали многие мили, продирались сквозь непроходимые заросли; некоторые
прилетали даже из Каракаса и Буэнос-Айреса. Таков был конец Гретхен.
«А что, если она действительно пребывает возле Христа?» –
неожиданно пришла мне в голову мысль.
– Неправда все это, – холодно произнес я. –
Гретхен лишилась рассудка и практически не выходит из истерического состояния,
и виноват в этом я. А мир получил еще одного мистика, создание, приобщенное к
религиозным таинствам, которое, подобно Христу, истекает кровью. Таких,
наверное, уже тысячи.
– Не мне об этом судить, – сказал Мемнох. – А если
вернуться к теме нашего с тобой разговора, то я хотел сказать, что ты совершил
все, что только можно было вообразить, – за исключением прямого призыва.
Ты бросил вызов всем властям и прошел все испытания. Ты дважды хоронил себя
заживо и даже попытался взлететь к самому солнцу в надежде, что оно испепелит
тебя. Единственное, что осталось, это призвать меня напрямую. Разве не так?
Всем своим поведением ты словно вопрошал: «Мемнох, скажи, что еще я могу
сделать?»
– И ты рассказал об этом Богу? – Тон мой оставался
холодным, ибо я не желал быть вовлеченным в его игры и старался подавить
собственное любопытство и возбуждение.
– Конечно.
От удивления я не нашелся что сказать.
В голову не приходило ни единой удачной мысли – мелькали
только обрывки каких-то заумных теологических идей, провокационные вопросы
типа: «А почему Бог сам этого не знал?» – и тому подобная ерунда.
Мне нужно было подумать, сконцентрироваться и понять, что
говорит моя собственная интуиция.
– Ты вроде Декарта... – сказал он. – Или Канта...
– Не смей смешивать меня в одну кучу с кем-либо! –
перебил я. – Я – Вампир Лестат, единственный и неповторимый в своем роде.
– Нашел кому говорить об этом!
– Много ли нас сейчас на земле – вампиров? Я не беру в
расчет других бессмертных, всяких чудовищ, злых духов и тому подобных существ
вроде тебя. Речь исключительно о вампирах. Их, пожалуй, и сотни не наберется. И
ни один из них не сравнится со мной, Лестатом!
– Согласен целиком и полностью. Ты мне нужен. Я нуждаюсь в
таком помощнике.
– И тебя не смущает, что я не испытываю к тебе никакого
уважения, что совершенно не верю в тебя и, несмотря на все произошедшее, не
боюсь? Тебя не волнует, что вот сейчас, здесь, в моем доме, я попросту смеюсь
над тобой? Не думаю, что Сатана стал бы терпеть подобное. Я бы не потерпел. А
ведь тебе известно, что я сравнивал себя с тобой. Люцифер! Сын утра! Своим
хулителям и судьям я заявлял, что перед ними сам дьявол или что, доведись мне
встретиться с самим Сатаной, я разобью его наголову и обращу в бегство.
– Мемнох, меня зовут Мемнох, – поправил он. –
Пожалуйста, не упоминай больше это имя – Сатана. Равно как не употребляй и
другие: Люцифер, Вельзевул, Азазел, Мардук, Мефистофель... Ты вскоре и сам
поймешь, что все они лишь словесные вариации одного и того же понятия. А Мемнох
– это имя на все времена. Оно звучит вполне подобающе и приятно. Мемнох-дьявол.
Однако не пытайся отыскать его в книгах – это бесполезно.
Я промолчал, пытаясь осмыслить сказанное. Да, он способен
менять обличье, однако должна присутствовать некая иная, невидимая глазу субстанция,
составляющая его внутреннюю сущность. Быть может, именно мощь этой внутренней
сущности и противостояла мне, когда я нанес ему удар в лицо? Ведь я не ощутил
под рукой реального препятствия – только сопротивление какой-то силы.
Интересно, а если бы мне вздумалось сейчас схватиться с ним, будет ли эта
человеческая оболочка в достаточной мере наполнена внутренней субстанцией,
чтобы одержать надо мной победу? Сравнится ли его сила с силой темного ангела?